— А может, люди до них не доросли.
— Теперь, коллега, нам необходим реализм, на каждом шагу учимся здесь этому. И доверие. Ну, взять хотя бы меня: неужели я не заслуживаю полного доверия? Только из-за того, что занимал до войны какую-то должность? Все работали. Я доверяю политике Верховного… Я давно хотел вам сказать, что на таких, как я, генерал может рассчитывать.
— А почему именно мне?
— Сыну майора Радвана, который был другом Сикорского.
— Я был лишь одним из офицеров его секретариата.
— Разумеется, разумеется, — поспешно подтвердил Данецкий. — Выпьем еще? Вы уже читали нашу записку о военном положении России? Как она вам нравится?
— У меня несколько иное мнение, чем то, которое содержится в записке, и я изложу его майору Высоконьскому. Но здесь, наверное, не место обсуждать эти вопросы.
— Разумеется, разумеется, хотя квартира пани Евы абсолютно безопасна, я гарантирую это… Я тоже считаю, что было бы чересчур опрометчивым утверждать, что контрнаступление русских не имеет стратегического значения, что Красная Армия продержится еще самое большее месяцев шесть. Что тогда будет с нашими дивизиями?
— Генерал Сикорский должным образом оценивает достоинства русской армии.
— Вот именно! — Данецкий чуть не подпрыгнул от восторга. Налил еще по рюмке. Вошла Ева, неся поднос с бутербродами.
— Вылакали почти все! И что Данецкому удалось выудить у вас? — обратилась она к Радвану.
— Ну что вы говорите, пани Ева! — поспешно запротестовал бывший староста.
Кашельская поставила блюдо на стол.
— Виновники сентябрьской катастрофы, шаг вперед! — крикнула она вдруг.
Данецкий неохотно пожал плечами и выступил вперед. Зашагал в направлении окна.
Радван вспомнил эту сцену на следующий день, когда они втроем сидели в кабинете Высоконьского. Он нетерпеливо поглядывал на часы, поскольку совещание затягивалось, а он договорился встретиться с Аней сегодня пораньше; она наконец согласилась пойти с ним поужинать в куйбышевский «Гранд-отель», единственный, как здесь говорили, приличный ресторан, доступный лишь персоналу посольств по специальным пропускам. Когда он разговаривал с Аней по телефону, а она разрешила звонить ей в определенные часы в госпиталь, в его кабинет вошел Высоконьский. Постоял минуту на пороге — Стефану вдруг показалось, что он и Аня говорят так громко, что их слышат все в посольстве, в квартире на Московской и вообще весь город, как будто их разговор транслировали куйбышевские громкоговорители.
Высоконьский пришел обсудить с Радваном его возражения, точнее, осторожные замечания к тексту записки атташата о военном положении России. Он расценил эти замечания как необоснованные, но они, по-видимому, беспокоили его, ибо он долго и довольно путано приводил свои аргументы; Стефан подумал, что майор, как и Ева Кашельская — разумеется, в начале их знакомства, — убежден, что бывший офицер секретариата Верховного регулярно отправляет донесения в Лондон. Кому? А может, действительно надо было?