* * *
Радван медленно поднимался по лестнице дома, в котором жила Аня. Останавливался, поглядывал через грязное окно вниз, на улицу. Ему неприятно было думать о том, что он должен войти в эту квартиру, но очень хотелось увидеть Аню. Услышал шаги — кто-то спускался по лестнице — и увидел Зигмунта. Они стояли друг против друга на узкой лестнице.
— Мы договорились с Аней встретиться, но она не пришла, может, она дома? — спросил Радван.
— Наверное, задержалась в госпитале, — сухо ответил Павлик.
Наступила тишина.
— Ладно, — буркнул наконец Зигмунт, — заходи, если пришел, можешь подождать здесь.
— Спасибо.
Он провел Радвана в комнату Ани.
— Садись, — сказал Зигмунт и стал шагать от окна к двери и обратно, словно не замечая или не желая замечать поручника.
— Ты собирался уходить, не буду тебе мешать, — проговорил наконец Радван.
— Ты мне не мешаешь, — ответил Павлик и остановился напротив Стефана. — Ты должен расстаться с Аней, пойми это.
— Нет.
— Я не верю тебе, никогда не верил таким, как ты. Ваши взгляды сформировались раз и навсегда, никакие факты не переубедят вас. Неужели ты не видишь, что вы зашли в тупик? Что ты тоже оказался в тупике и хочешь втянуть туда и Аню?
— Нет, не вижу.
— И об этом ничего не говорят в посольстве? Ни у кого нет никаких сомнений? Радван молчал.
— Не хочешь говорить, не надо, тогда подумай, как к этому относится Аня.
— Аня любит меня.
— Это мещанский подход. Женщина должна послушно следовать за своим мужчиной, так?
— А ты считаешь, что должна бросить его, поскольку у них разные взгляды?
— Взгляды тут ни при чем.
— А что же тогда при чем?
— Все, — сказал Павлик. — Понимаешь? Самое главное, что есть в человеке… все его прошлое и будущее, все, что с ним станет и может стать.
— А ты? — проговорил тихо Радван. — Как бы ты поступил? Бросил бы девушку? Ту, к которой относишься как к своей жене? Бросил бы только потому, что вам якобы не по пути?
Павлик молчал.
— Откуда в тебе столько ненависти, — наседал теперь Радван, — откуда такая непримиримость?!
— Тебе этого никогда не понять, для этого надо прожить другую жизнь.
— Но в конце концов, и ты можешь ошибаться, и я могу ошибаться, ведь речь идет о различных взглядах, и только история определит, кто был прав.
— История уже определила, — буркнул Павлик. — Ты, — добавил он твердо, — представитель всего того, что я отрицаю.
— А ты, — проговорил тихо Радван, — приносишь мне беспокойство, боль, гнев и… в то же время… — Он не закончил фразу. — Пойду, может, встречу ее по дороге из госпиталя. Как-то странно получается, — добавил он, — были вместе в боях в Сентябре, и что же? Оказывается, нас абсолютно ничто не связывает… Даже поверить трудно!