И тут я вспомнил про майоршу Анну Теодо-ровну Кулебину. Тетка моя обещала, что Анна Тео-доровна сдаст жилье недорого; и хоть в данный момент денег у меня было негусто, я бы обязался погасить свой долг майорше в самое близкое время, если она пустит ненадолго Соню — переждать угрожающую ей опасность. Может быть, имя моей тетки откроет перед Соней двери майорской квартиры, надо только найти небольшую сумму на задаток.
Как ни храбрилась девушка, а беспокойство все же плескалось в ее глазах, и мне показалось, что она с облегчением восприняла мое предложение отправиться к майорше, но, безусловно, следовало дождаться утра, не будить же было почтенную Анну Теодоровну посреди ночи. Соня даже уверила меня в том, что у нее достаточно наличных средств для задатка, но я чувствовал себя обязанным погасить в дальнейшем, как только представится возможность, ее расходы.
Меж тем мы проговорили, видно, достаточно долго, так что в крошечное окошечко под потолком комнаты незаметно вползла утренняя влажная прохлада, окрашенная сероватой зарей.
— Пойдем, Соня, — я с сожалением поднялся с кровати, расправляя затекшие руки и ноги и с жадностью вдыхая через окно остро свежий воздух, который бывает только на стыке ночи и утра, и то не всегда, а лишь ранней осенью, пока не сгнила еще упавшая листва, придающая атмосфере такую щемящую пряность.
На всякий случай надо было справиться с адресом, записанным мне Алиной, хотя дом, в котором жила майорша Кулебина, я и так знал. Но все же я достал из кармана жесткую театральную программку, на которой тетка записала мне адрес майорши, развернул ее — и даже застонал от смешанных чувств. Я затруднился бы сказать, какое из чувств было сильнее, досада ли, сожаление о потерянном даром времени, или негодование, обращенное к самому себе. Пожалуй, последнего было больше. И как можно быть таким идиотом?!
Соня, видно, ощутила что-то, какие-то исходящие от меня флюиды этой досады и негодования, и с тревогой заглянула мне в лицо, а потом и в программку. Она не поняла, почему украшавший программку портрет итальянского тенора Карло Чиа-роне в сценическом костюме доставил мне такие сложные переживания. Ведь она не видела трупа неизвестного мужчины, лежавшего полуобнаженным в зеркальной зале дома барона Редена.
Вот и не пришлось ей удивляться, почему это тенор так похож на убитого. Похож и прекрасно развитой мускулатурой, и красивым породистым лицом. И даже алой маской-домино, которую он на картинке держал в руке. А над этим впечатляющим портретом вилась лента с именем тенора, написанным по-итальянски, латинскими буквами. И прочитав это имя, я застонал еще громче.