Мередит усмехнулась:
— Кошмар архивиста.
Он махнул рукой на ограду, отделявшую дорожку от регулярного сада.
— Теперь, как видишь, это главный туристический аттракцион. Само кладбище, где похоронен Соньер рядом со своей экономкой, — оно там внизу, — закрыли для публики в декабре 2004-го, когда вышел «Код да Винчи» и в Ренн-ле-Шато хлынуло нашествие туристов.
Они молча прошли до высоких солидных металлических ворот кладбища.
Мередит задрала голову, читая надпись на фарфоровой табличке над запертыми воротами.
«Memento homo quia pulvis es et in pulverem reverteris».
— Что означает? — спросил Хол.
— «Прах и в прах вернемся», — кратко ответила она.
Холодок пробежал у нее по спине. Отчего-то в этом месте ей было не по себе. Какая-то тяжесть в воздухе и ощущение взгляда в спину, несмотря на то что улицы пусты. Она раскопала свои записи и скопировала латинскую надпись.
— Ты все записываешь?
— Естественно. Профессиональная привычка.
Она улыбнулась ему и поймала ответную улыбку.
Мередит с радостью оставила кладбище позади. Хол провел ее мимо камня Калвари, потом круто свернул на другую узкую тропку к маленькой статуе, посвященной Богоматери Лурдской, установленной за кованой оградой.
Слова: «Pénitence, pénitence» и «Mission[27]1891» были выбиты на основании резной каменной колонны.
Мередит вылупила глаза. Никуда не денешься. Все время возникает та же дата.
— Это, по-видимому, та самая визиготская колонна, в которой нашли пергамент, — сказал Хол.
— Она полая?
Он пожал плечами:
— Должно быть.
— Глупо, что ее здесь оставили, — заметила Мередит. — Если эти места так уж магнитом притягивают сторонников теории заговора и охотников за сокровищами, неужели власти не беспокоятся, что кто-нибудь ее утащит?
Она внимательно вглядывалась в сострадательные глаза и сомкнутые в молчании губы статуи, стоящей на пьедестале. Всматриваясь в каменные черты, она увидела сперва едва заметные, потом проступившие глубже и отчетливее царапины на нежном лике. Рубцы и складки, словно кто-то процарапал камень резцом.
«Что за черт?»
Не доверяя собственным глазам, она шагнула вперед, протянула руку и коснулась камня.
— Мередит? — окликнул Хол.
Поверхность была гладкой. Она поспешно отдернула пальцы, словно обожглась. Ничего. Она перевернула ладонь вверх, словно ожидая увидеть на ней какие-то отметины.
— Что-то не так? — спросил он.
«Ничего, если не считать, что мне начинает мерещиться всякое…»
— Все хорошо, — твердо сказала она. — Солнце здесь очень яркое.
Хол, казалось, забеспокоился, что, как заметила Мередит, было ей отчасти приятно.