Горожане неодобрительно встретили известие о тайном браке Анатоля и Изольды. Их скорее раздражала поспешность, с которой все было проделано, нежели то обстоятельство, что он был племянником ее покойного мужа. Но, казалось, со временем они смирятся с новшествами в Домейн-де-ла-Кад.
Поленница у стены кухни таяла на глазах. Изольда не приходила в сознание, хотя ребенок в ней рос благополучно. Днем и ночью в ее спальне на первом этаже трещали в добром огне камина поленья. Часы солнечного света были так коротки, что не успевали согреть землю до наступления новой темной ночи.
Порабощенная скорбью, Изольда словно застыла на перекрестке между двумя мирами: тем, что она на время покинула, и другим, пока неведомым. Голоса не оставляли ее, нашептывая, что, сделав еще шаг, она обретет тех, кого любила на залитых солнцем лугах. Там будет Анатоль, омытый теплым радостным светом. Бояться нечего. В минуты, представлявшиеся ей благодатью, она жаждала умереть. Быть снова с ним. Но дух ребенка, стремившегося родиться на свет, был сильнее.
В тусклый тихий день, ничем не отличавшийся от многих таких же до и после него, Изольда начала ощущать свое хрупкое тело. Сначала чувствительность вернулась к пальцам. Ощущение было столь неуловимым, что его легко было перепутать с чем-то другим. С автоматическим, а не сознательным откликом. Словно мурашки собрались в кончиках пальцев и под длинными овальными ногтями. Потом дернулась под одеялом бледная ступня. Потом закололо кожу в основании шеи.
Она шевельнула рукой, и рука ее послушалась.
Изольда услышала звук. Не вечно преследовавший ее неумолчный шепот, а обычный домашний звук: ножки кресла проскребли по полу. Впервые за месяцы этот звук не был искажен, преувеличен или подавлен временем и светом, а непосредственно проник в сознание.
Она почувствовала, как над ней кто-то склонился, теплое дыхание коснулась лица.
— Мадама?
Веки дрогнули и открылись. Она услышала вздох, торопливые шаги, звук распахнувшейся двери, крики в коридоре, разлетевшиеся по всему дому, все громче и увереннее:
— Мадомазела Леони! Мадама очнулась!
Изольда моргнула от яркого света. Снова шум, затем прикосновение холодных пальцев к руке. Она медленно повернула голову и увидела над собой участливое лицо своей молодой племянницы.
— Леони?
Холодные пальцы сжали ее руку.
— Я здесь.
— Леони… — Голос Изольды прервался. — Анатоль, он…
Изольда выздоравливала медленно. Она ходила, подносила вилку ко рту, спала, но силы то и дело покидали ее, а в ее серых глазах погас свет. От горя она стала сама не своя. Любая мысль, ощущение, вид и запах задевали струны горестных воспоминаний.