Аплодисменты постепенно стихли. Большой зал погрузился в тишину. Маэстро постучал палочкой по деревянному пюпитру. Голубые огоньки газовых горелок, освещавших зал, моргнули, колыхнулись и погасли. Все замерло в предвкушении, взгляды устремились на дирижера. Оркестранты выпрямили спины, подняли смычки, поднесли к губам инструменты.
Маэстро поднял палочку. Леони затаила дыхание — первые аккорды «Лоэнгрина» мсье Вагнера наполнили просторный зал Пале Гарнье.
Соседнее кресло осталось пустым.
Свистки и кошачий концерт послышались с верхних ярусов почти сразу. Поначалу большая часть публики не обращала внимания на шум и держалась как ни в чем не бывало. Но шум усиливался, мешал слушать. Голоса слышались и в партере, и из лож.
Леони никак не могла разобрать, что именно кричат протестующие.
Она решительно не отрывала взгляда от оркестровой ямы, стараясь не слушать нарастающий шепот и шиканье. Но на протяжении увертюры беспокойство охватывало публику, просачивалось вниз из верхних ярусов и незаметно расходилось в стороны по рядам. Леони уже не в силах была держать язык за зубами и наклонилась к соседке:
— Что это за люди? — шепнула она.
Дама нахмурилась на неуместный вопрос, но все же ответила.
— Они называют себя abonne, — пояснила она, прикрываясь веером. — Они мешают выступлениям всех не французских композиторов. Объявляют себя музыкальными патриотами. Я в какой-то степени сочувствую их взглядам, но не одобряю подобное поведение.
Леони благодарно кивнула и выпрямилась в кресле. Спокойный деловитый тон объяснения ободрил ее, несмотря на то, что ропот в зале нарастал.
Едва в воздухе смолкли последние такты увертюры, как началась настоящая демонстрация. Занавес поднялся, открывая сцену с хором тевтонских рыцарей X века, стоящих на берегах древней реки Антверп, и тут же в верхнем ярусе началась суматоха. В какофонии свистков, улюлюканья и редких хлопков сразу восемь или девять мужчин вскочили на ноги. Волна возмущения прокатилась по партеру к верхним ярусам, столкнувшись с новыми взрывами протеста. Протестующие принялись скандировать слово, которое Леони сперва не смогла разобрать. Когда звук голосов поднялся до крещендо, слово прозвучало совершенно отчетливо:
— Бош! Бош!
Крики достигли ушей певцов. Леони видела, как переглядывались певцы хора и главные исполнители, как отразилась на их лицах тревога и нерешительность.
— Бош! Бош! Бош!
Как ни хотелось Леони спокойно послушать оперу, происходящее казалось ей увлекательным. Она лично присутствовала при событии, о каких обычно лишь читала на страницах «Фигаро» брата.