— Деда, а, деда! Купи мне ниток и рисунок, мне Раиса Ефимовна покажет, а я вышивать стану. Увидишь, хорошо как будет.
Дед недоуменно пожимал плечами, но приносил внуку всякую малость, которую ни желал бы внук. Что ж, Семёнов-младший его гордость и отрада. Да и то правда: мальчишка редкий не балует, учится старательно и всё чего-то будто домысливает. «Точно за двоих жить старается: за себя да за Таню мою покойницу», вздыхал, рассуждая, дед и с чувством, которому трудно подыскать название, любовно развешивал по стенам прибитые к фанеркам и вышитые мальчиком дорожки, подушки; развешивал так, словно то были драгоценные картины.
О чём думал Семёнов-старший, глядя на бесхитростные творения внука, он никому не говорил, только каждый попавший в тёмную комнату восторженно удивлялся, подтверждая дедовы мысли:
— Вот и скажите, что здесь живут двое мужчин. На всём буквально будто женская рука лежала: даже вышивки. Молодец вы, ей-богу, Афанасий Андреевич.
Дед улыбался. Последние годы, живя ради внука, он чуть ли не изо дня в день получал неизведанные раньше и никому необъяснимые радости. И теперь его приводило в волнение то, что волновало и других жильцов: снос дома.
— Понимаете, ведь он совсем хороший, добротный. У себя в комнате мужа выругаешь, так знаешь другой не услышит. Мало ли что промеж своих бывает.
А там неизвестно как, знаете, новые дома-то. Слышимость одна чего…
— Да не хайте. Сами не жили, так чего говорить. Во всяком случае ванная наверняка будет.
— Ну уж! Лучше бани всё равно нигде не отмоете грязь. Только я вам скажу: зачем такой дом сносить? Снаружи он ещё красивый.
Дед не вступал в разговоры домохозяек, а у себя говорил внуку:
Конечно, оно-то верно: дом добротный. Опять же если судить только о верхе. Ведь его делали под гостиницу, а низ же для прислуги. Тут вот и есть гнилость-то. Что с подвала взять? Опять, к примеру, двор… Тьфу! Но деду было жалко расставаться с домом, где прошла вся его жизнь. Здесь он стал
Афанасием Андреевичем, гражданином Семёновым не только почётным дворником, но и судебным заседателем. Относился он ко всему добросовестно, и его жёсткие, торчащие булавами в предложениях восклицательные знаки «Тьфу!» и «Стало быть!» никто не замечал в нём все видели Афанасия Андреевича, гражданина Семёнова.
Домоуправ и тот разговаривал с ним уважительно:
— Серьёзный вы человек, Афанасий Андреевич. Не слушайте домохозяек.
Добротный дом. Если этот верх держится на гнилом корню… то не мне вам объяснять, Афанасий Андреевич, к чему это ведёт. Вы ведь раза в два постарше меня. Сколько лет-то вам?