Матеяну лег, не раздеваясь. Проснулся он на рассвете и первым делом окинул взглядом свои танки. Солдаты еще спали, сломленные тяжелым сном. Дежурный офицер, младший лейтенант из саперов, ожидал на краю лагеря, поглядывая на часы, с горнистом, готовым подать сигнал подъема. Матеяну поднялся и остановил его жестом руки. Он знал, что подъем для солдат, утомленных и обессиленных, равносилен самой большой муке. Это все равно что выбираться из засасывающего тебя болота.
— Иначе мы опоздаем, господин полковник, — нерешительно проговорил молодой офицер.
Матеяну скрепя сердце сделал знак горнисту играть подъем и пошел среди солдат, сгибаясь, как под тяжестью ноши. Люди были не только изнурены, но внутренне опустошены ненужностью войны, в которой они пролили столько крови, и возможно, они еще не опомнились после непредвиденных событий в Бухаресте. «Найдут ли они в себе силы, чтобы начать наконец Войну с немцами?» — спрашивал самого себя Матеяну.
— Отряд к поверке готов, господин полковник, — прервал его мысли майор Михуляк.
Матеяну оторвал взгляд от далеких гор и перевел его на плотные ряды солдат.
— Что будем делать, Михуляк?
— Солдаты еле на ногах стоят, господин полковник, — ответил майор.
Матеяну задумчиво выслушал рапорт, прошел в середину строя и без команды подал знак солдатам подойти ближе. Ряды двинулись к нему и остановились, перемешавшись, на расстоянии одного шага.
— Знаю, — начал он, вглядываясь в потемневшие, ввалившиеся глаза солдат, — что у вас нет больше сил, что у вас ноги подгибаются от усталости, что вы голодны и душа у вас тоскует по сигарете… что ваши мысли скорее дома, где неизвестно что произошло и что еще произойдет… Но, — его голос дрогнул, будто в горле застряло что-то, — мы должны держаться крепко, мы должны показать, что существуем, что у нас еще есть силы сражаться против немцев и что мы действительно хотим сражаться, как хотели всегда…
Матеяну замолчал. Дежурный офицер пробрался через толпу солдат и доложил, что на дороге появились три советские штабные машины. Солдаты с глухим шепотом перестроились в каре. Когда машины достигли холма, горнист подал первый протяжный, высокий и дрожащий сигнал, потом проиграл приветствие. Матеяну подал короткую команду, и солдаты взяли оружие на караул. Он подождал, пока советские офицеры выйдут из машины, и только после этого направился упругим широким шагом им навстречу. Советский генерал Л., с которым он познакомился накануне, шел на расстоянии шага позади других двух генералов. Советские офицеры и Матеяну остановились в торжественной позе друг против друга, приложив ладони к фуражкам. Звук горна оборвался, и Матеяну приветствовал генералов, представил им отряд и по очереди пожал каждому руку. Прибывший с генералами советский офицер переводил. Один из генералов, с седыми висками, со сдержанными и спокойными движениями, был командиром советского гвардейского корпуса, другой генерал, массивный и более хмурый с виду, — командующим советскими танковыми войсками, прорвавшими фронт и теперь устремившимися по дорогам на юг страны. Знакомый уже Матеяну генерал дружески пожал ему руку.