Подошел к тетке, продававшей пирожки. Купил пару с мясом. Спросил, где живет Аня-цветочница, и все дела: моментально получил всю нужную информацию, частью устно, частью визуально.
Третий дом от дороги, с красной железной крышей. Там «немая дурочка» и живет, вдвоем с бабулей. Бабулю звать Дарья Михайловна, раньше работала в каких-то «Березках», черт знает, что это такое, но название пирожница произнесла с завистью и почтением. Про себя обозвала бабулю «пьянчужкой» — Роберт намотал на ус.
Отойдя подальше, пирожки выкинул, не хватало еще отравиться этой дрянью.
Дом под железной крышей (в самом деле покрытой облупившимся суриком), судя по виду, знавал лучшие времена. Был он из некогда дефицитного желтого кирпича, с монументальным крыльцом, но кирпич по углам потрескался, а перильца на крыльце прогнулись. Звонок не работал, пришлось долго стучать.
Наконец дверь приоткрылась, в щель выглянула жирная, сильно поддатая старуха.
— Чего? — подозрительно сощурилась она. — Кого тебе?
Взгляд скользнул вниз, на две бутылки паршивого портвейна, которые молодой человек прижимал к груди. Ничего приличнее в сельмаге не нашлось, да и за этой отравой полчаса в очереди отстоял. Но, судя по жадному огоньку, блеснувшему в старухиных глазах, подход был выбран верный.
— Проблема у меня. — Роберт заулыбался. — Хочется выпить, а стакана нет. На улице, без закуси и тем более из горла не употребляю принципиально. Не пригласите?
— «Три семерки»? — деловито спросила бабуля Дарья Михайловна. — Стаканы есть. Даже бокалы, чешский хрусталь. А закусим яблочками — свои, с прошлого года.
— Годится.
Комната, где сели за стол, к удивлению Дарновского, была обставлена по совковским меркам совсем не бедно. Гарнитур, на стене ковер, да и бокалы в самом деле оказались хрустальными. А главное, чисто было, не так, как должно бы у старой алкоголички и ее психически ненормальной внучки.
Взгляд старухи поймать было непросто, она смотрела только на портвейн. Но после первого же глотка раскраснелась, замаслилась, разболталась — незачем стало и подглядывать. Тем более (он знал по опыту), у пьяниц этого склада в самом деле что на уме, то и на языке. Про зловещую черную машину Дарновский решил пока помалкивать. Черт ее знает, эту Аньку. Может, она на шоссе не только цветочками зарабатывает, и катание на джипах для нее в порядке вещей.
А кроме того почему-то хотелось узнать про странную цветочницу как можно больше.
Сначала пришлось послушать про то, какие раньше были хорошие времена и какие теперь стали плохие, и про подлеца Горбачева, и про то, что Сталина на них нет. А охотней всего Дарья Михайловна болтала про времена своего величия, когда работала поварихой в соседнем совминовском пансионате «Березки». Какие хочешь продукты имела и людям доставала — не за так, конечно. Каждое лето дочку, а потом внучку в Гагру возила, вон какой дом отгрохала, и всё сама, без мужика. Но в позапрошлом году, как начал Горбач с привилегиями воевать, в «Березках» половину обслуги разогнали. И ее тоже на пенсию задвинули, а пенсия 95 рублей. Проживи-ка вдвоем. Пианину продали, всё равно без толку стояла. Швейную машинку гэдээровскую. Стенку «Ольховка декор». А как иначе? Сейчас на рынке десяток яиц мало червонец стоит. Анька даром что малахольная, но кушает дай Боже, не напасешься.