* * *
Повинуясь приказу Оуни, семейство Грамли и в самом деле перевернуло город вверх тормашками. У местного заправилы имелась команда парней, занимавшихся во время сухого закона проводкой караванов со спиртным, а теперь — осуществлением всех жестких мер, которые он считал необходимыми. Эта команда состояла из многочисленных Грамли, связанных между собой различными степенями родства: несколько Лютов, множество Биллов, не менее трех, а возможно, даже семь Слайделлов, а также Берн и Стив. Слайделлы Грамли считались хуже всех, и их нужно было держать порознь, поскольку они всегда подначивали друг друга убить парочку-другую лишних людей и тем самым порой портили дело.
Один Грамли посетил все гостиницы, мотели и палаточный лагерь и везде изучил — когда с полного согласия персонала, а когда и с угрозами — регистрационные книги. Другие Грамли — их было двое, Билл и Лют, — обошли публичные дома. Они порасспросили мадам и девочек, пережили попутно несколько сексуальных приключений, но этого нельзя было не ожидать. В конце концов, Грамли есть Грамли. Еще несколько Грамли проверяли водолечебницы. Другие Грамли вылавливали по городу многочисленных посыльных и монтеров связи, работавших на Оуни, и передавали им приказ держать глаза широко раскрытыми. Оуни даже велел нескольким своим парням-неграм — это были определенно не Грамли — посетить черные районы и порасспросить там, потому ни в чем нельзя быть уверенным: времена изменились, и теперь уже вполне можно допустить, что белые люди будут скрываться среди негров и, более того, даже иметь с ними общие дела. Кто знает, какие еще чудеса преподнесет сорок шестой год? Даже полиции были даны определенные рекомендации. Впрочем, Оуни ожидал от нее немногого: от копов всегда было мало толку.
Но все эти усилия ничего не дали. Не удалось раскопать никаких следов этого ковбоя. Оуни начал беспокоиться.
Поздно вечером он сидел на своей крыше, высоко над потоком машин и людей, протекавшим по Сентрал-авеню на шестнадцать этажей ниже его местопребывания. Стояла мягкая арканзасская ночь. На стеклянном столике возле него стоял стакан с мартини и лежала в пепельнице сигарета, заправленная в мундштук. Перед собой он видел стену, испещренную светящимися окнами, а это говорило о том, что отель «Арлингтон» полон сосунков с туго набитыми карманами, мечтающих о том, чтобы сделать свой вклад в благосостояние Оуни. Правее гостиницы возвышалась гора Хот-Спрингс с ее двадцатью семью скважинами горячей воды, успокаивающей души и излечивающей триппер.
В руках Оуни держал голубя — такую приятную гладкую птицу с полными жизни фиолетовыми радужками во весь глаз, с теплом, доходящим до самого сердца Оуни, с грудью, раздувавшейся от нежного воркования. Птица являлась воплощением теина и нежности.