— Если я вам сам не скажу, вы же все равно из меня силой выдавите, правильно? Так вот, ваши сведения могут очень пригодиться. Это была единственная машина перед её домом в течение как минимум часа, а она у окошка торчала ещё больше. И охота так мучиться с паршивыми занавесками?
— У меня с занавесками тоже всегда сплошное мучение, — осторожно сказала я, прибегнув к безличной форме, потому что не собиралась приписывать себе чужие заслуги, — мучилась вовсе не я.
Гурский рассеянно осмотрелся.
— Ну да, очень красиво, — похвалил он. — Там тоже красиво.
— Но вы же ходили к ней не только затем, чтобы восторгаться интерьером? — вежливо напомнила я.
— Это точно, не затем.
— И кого соседка видела в этой машине?
— Блондинку, — мрачно ответил комиссар. — Бессмыслица получается.
— Почему? — удивилась я. — Судя по всем этим дурацким анекдотам про блондинок…
— Вот именно, к такой глупости блондинка очень даже подходит. Если представить, что она привезла сюда свою жертву, укокошила её, а потом удрала, неудачно развернувшись, давя и круша все на своём пути, словно специально старалась, чтобы её запомнило полгорода. Верх кретинизма.
— Просто она пыталась выехать с той стороны, — объяснила я, — а там дыра поперёк дороги — целая плита из дорожки выворочена, и она об этом не знала.
— Что же это за преступник, который даже не изучил местность перед тем, как идти на дело!
— А плиту выворотили недавно, только когда стройка напротив остановилась. Я уже раньше видела, как там кто-то пытался развернуться.
— Как же здесь вообще люди ездят?!
— Одни с одной стороны, другие — с другой. Плита выворочена как раз посередине между воротами.
Комиссар Гурский секунду скрежетал зубами и бормотал совершенно уместные в данной ситуации слова. После чего вернулся к нашей теме:
— Ладно, но что здесь делает блондинка? Вроде получается, что блондинка — лучшая подруга убитой. Убийц вообще-то ищут среди врагов, а не среди друзей. В этом вообще никакого смысла нет!
— Так вы бы взяли и поговорили с этой подругой, — осторожно посоветовала я.
— Так где ж её взять-то? — сердито ответил Гурский. — Никого у нас нет, из-за идиотской ошибки в самом начале все у нас скур… то есть скурсивилось.
— Из-за какой ошибки?
— Насчёт личности убитой.
Ну вот, я же знала, что он в чем-нибудь, а проговорится! На миг я потеряла дар речи.
— Минуточку. Это что же получается? Убили не Борковскую, а кого-то другого?
Комиссар слегка растерялся, посмотрел на меня взором раненой лани и махнул рукой:
— А, да что там! Вы умели молчать пять лет назад, наверняка и сегодня не разучились. Ну да, Борковская, только другая Борковская. Не та.