Принимая во внимание, что я вообще никакой Борковской не знала, мне это было совершенно безразлично, но я почувствовала сильнейший интерес.
— А которая же?
— Ну, другая…
— Журналистка?
— Да какая там журналистка, журналистка свалилась нам на голову в наихудший момент. Живая, здоровая и злая как сто чертей, прямо из отпуска. Стыдобища — не передать словами! А покойница вообще неведомо кто такая, развесёлая паненка, но на учёте в органах не состоит. Похоже, она притворялась этой журналисткой.
Все интереснее и интереснее… Я сосредоточилась.
— А зачем ей это?
— Да черт её знает. Причём все ещё надо доказать.
— Из чего вы сделали такой вывод?
— Проше пани, если кто-то подделывает в паспорте место прописки…
— Это которая?
— Покойница.
— Минуточку. Как это — подделывает? С чего на что?
— С собственного места прописки на место прописки другого человека…
— Поэтому вы даже не знаете, где она жила? — огорчилась я. — Эта покойница?
— Да нет, теперь-то уже знаем. Она вписала себе адрес второй Борковской, журналистки… К тому же если этот кто-то все время представляется по фамилии с указанием должности другого человека… Что ещё можно думать?
— Думать приходится много, — согласилась я. — А где она жила?
— Тоже на Мокотове. На Дольной, дом тридцать «А».
— Где?! — в ужасе возопила я.
— На Дольной, дом тридцать «А», квартира двадцать три. Это во флигеле.
— Вы шутите… Что во флигеле, это я лучше вас знаю. На первом этаже?
— На первом. А что?
— А то, что я в жизни её не видела и понятия не имела, как её зовут, но бывали моменты, когда страстно мечтала кинуть ей в окошко гранату без чеки. Кабы у меня была граната, ей-богу, кинула бы! Но гранаты у меня не было, и я нашла другой выход..
— А что вы там делали? — подозрительно перебил меня комиссар.
— Как что — жила я там! Напротив её окна, на четвёртом этаже, окна во двор. Сюда я переехала всего лишь два года назад.
В комиссаре проснулся профессиональный нюх.
— Ну-ка, ну-ка! Во-первых, в этой квартире на четвёртом этаже сейчас идёт ремонт…
— Естественно, ремонт! Там двадцать лет ничего не ремонтировалось. Все дверные коробки перекосило, а некоторые водопроводные и канализационные трубы уже шестидесятилетний юбилей справили. Может, они вообще довоенные были.
— Хорошо тогда строили…
— Глина-каменка, — кратко пояснила я. Комиссар молодой, но такие вещи должен понимать. — И все же это вам не пирамиды египетские, ремонт им тоже требуется.
— Это точно. Во-вторых, почему граната?
— Потому что эта тварь увлекалась музыкой. Не сама играла, а запускала треклятую технику, которой, по моему мнению, куда сподручнее крушить стены, чем иерихонскими трубами. У неё из окон неслись какие-то жуткие звуки. Я не молодёжь, шума не терплю. Из двух зол я предпочла бы отбойный молоток, он хоть монотонно долбит.