Утром созвали пятнадцать самых старых матросов «Трезубца» и составили в присутствии капитана и лейтенанта род совета, в котором, против обыкновения, мнения младших имели более весу, чем мнения старших. В подобном случае матросы знают гораздо более офицеров, и хотя управлять экспедициею должны, конечно, последние, но сообщать нужные сведения могут только первые. Результатом совещания было то, что виновные, по всей вероятности, скрываются в таверне «Зеленый Эрин», содержимой одним ирландцем по имени Джемми, в деревне Вальсмоут, милях в восьми от берега. Решено было отправить экспедицию в эту сторону.
Потом сделано предложение, которое должно было упрочить успех предприятия, именно послать вперед какого-нибудь удальца, который бы постарался разведать, где скрываются беглецы: они, верно, уже знали, что «Трезубец» готовится выйти в море и что их ищут, и потому, конечно, приняли свои меры.
Но это было нелегко сделать: матрос, который бы взялся за это, дорого бы потом поплатился, а офицера, как бы он ни переоделся, Джемми или беглецы непременно узнают. Совет был в большом раздумье; но лейтенанту Борку вдруг пришла мысль поручить это дело мне; я только что вступил на корабль, меня никто не знал, и следственно, если я хоть вполовину так умен, как добрый капитан заранее говорил, то мне немудрено будет с успехом исполнить поручение. Вот почему капитан Стенбау спрашивал меня, найду ли я деревню Вальсмоут, и потом велел мне ожидать приказаний от Борка.
Часов в пять пришли сказать, что лейтенант ждет меня в своей каюте. Я тотчас пошел к нему, и он, рассказав мне, без всяких приготовлений, в чем дело, вынул из сундука матросскую рубашку, шаровары и куртку и велел мне надеть их вместо моего мичманского мундира. Хотя роль, которую назначили мне в этой трагикомедии, была очень неприятна, однако я принужден был повиноваться. Борк говорил именем дисциплины, а известно, как она строга на английских кораблях; притом лейтенант, как я уже сказывал, был не такой человек, чтобы стал слушать возражения, даже самые почтительные. Поэтому я и не делал бесполезных замечаний, снял мундир и, благодаря широким шароварам, красной фланелевой рубашке, синему колпаку и природным моим наклонностям, тотчас принял вид негодяя, необходимый для успешного выполнения возложенной на меня роли.
Переодевшись, я пошел с лейтенантом в шлюпку, где уже собрались все пятнадцать матросов, бывших утром в совете. Минут через десять после этого мы вышли на берег в Плимуте. Идти всем вместе через город было невозможно, потому что это обратило бы на нас внимание, и весть о нашем появлении, конечно, тотчас бы дошла до Вальсмоута; поэтому мы разошлись в гавани по разным сторонам, условившись собраться через десять минут под деревом, которое стояло одиноко на холме за городом и видно было с рейда. Через четверть часа сделали перекличку: все были налицо.