– Ничего о нем не знаю, – пожал плечами Павел. – Ничего не знаю – ни фамилии, ни как выглядел. Ничего. Только имя. Мот.
– Подожди, – удивилась Томка. – Ты же Матвеевич.
– А ты хотела, чтобы я был Мотович? – усмехнулся Павел. – Или Моторович? Да какая разница? Мот, Мотя, Матвей. Не думай, Мот – не кличка. Имя. Может, его и звали Матвеем? У нас в деревне всех Андреев Дрюлями звали. И что?
– И где он? – погрустнела Томка.
– Нет его… – Павел замолчал, обгоняя ползущий в гору грузовичок. – Понимаешь, бабушка его едва знала. Я ведь тоже ее расспрашивал. Она только и могла сказать, что батя мой был красивый. На вокзале мамка с ним познакомилась. Сердце у него, что ли, прихватило. Не знаю, но пришел в себя быстро, на инвалида нисколько не был похож. Только говорил медленно. Бабушка рассказывала, что он словно в голове с одного языка на другой переводил. Помог мамке сумку донести до электрички. Так и увязался. Его деревенские парни даже поколотить пробовали, когда он в деревне оказался: на мамку мою многие глаз держали. Дядя мой разузнать про него все пытался – так выяснил, что тот сильным оказался, мог бы всем обидчикам бошки пооткручивать, но ограничился тем, что расшвырял их в стороны. Вот и все. Короче, вся информация. Сгорел он. Познакомился с бабушкой, сговорились о свадьбе. Ну он пошел устраиваться на работу в совхоз, да не дошел. Сгорел. В уголь почти. Может, кто-то из обиженных бензинчика плеснул, что вряд ли на самом деле, а может, и так загорелся. Я тоже искал причину – бывает изредка такое, спонтанное возгорание называется. Загадка природы. В любом случае виноватых не нашли. Бабушка рассказывала, что больше всего ее удивила трава. И авоська. Его же только по банке узнали – он с собой банку нес, должен был после совхозной конторы зайти за молоком. Так вот, от человека, считай, только головешки остались, а авоська в руке да трава под ним – не тронуты. Да, одежда еще была. Она, правда, истлела все-таки.
– Тогда уж точно не бензин, – прошептала Томка.
– Ну… – Павел щелкнул радиоприемником, постучал по каналам, опять выключил. – Сжечь могли и в другом месте. Ладно. Так или иначе, а почти через девять месяцев родился я. Павел Мотович.
Они засмеялись одновременно, но Томка примолкла первой. Опять уткнулась носом в его плечо.
– Смотри. Это же страшно. Твой дом снесли. Квартиру старую ты продал. Неизвестно, что с ней. Мама и отец погибли. Дядя погиб. Может, ты сам какая-нибудь аномальная зона?
– Ага, – усмехнулся Павел. – Геопатогенная, но двуногая и передвигающаяся. Ты не волнуйся, со мной все в порядке. И с тобой все будет в порядке. Я железобетонный.