Бой Тарутинский был приступом к новой войне. Начало шестимесячной войны называю оборонно-отступательным. Оружие русских отражало оружие нашествия и уступлением земли заполоняло его. Вторая война, война отрядная и отдельных корпусов. Войне третьей после Малого-Ярославца не найдем названия ни в каких тактиках. То была, с одной стороны, война изгнания, а с другой война бегства, война с грозными бурями убийственной зимы, война с смертью голодной, война, изрывавшая повсюду могилы нашествию.
Сильный, упорный гремел бой под Малым-Ярославцем. Русские, повторяю, и здесь отстаивали жизнь полуденных областей России, Наполеон отстаивал жизнь остального нашествия.
Приостановимся здесь.
При начале нашествия полководцы наши дружескими воззваниями не переманивали, а приглашали полки сопротивников в гостеприимные недра России, предлагая им союз братский и любовь, чтобы они для спасения всех оставили одного.
Но тогда нашествие было олицетворенною славою военною. Блеск доспехов его спорил с блеском солнечным. Зачем двинулось оно? Для обладания над земной вселенной. Кто вождь его? Исполин своего века, под ярким сиянием счастливой своей звезды, гремевший в трех частях света.
Но то было! А теперь одному надобно не выдать себя, поотдать себя за всех. И как это легко!
Сильвио Пелико сказал: "Люди часто смущаются ненавистью оттого, что не знают друг друга. Им стоит только обменяться несколькими словами, и они подадут руку друг другу".
Посол Наполеона уговаривался под Тарутиным условно, уговаривался, чтобы Наполеону отступить в Вязьму и оттуда договариваться о мире. Прошло время условий! Под Малым-Ярославцем должно было простереть руку безусловно. Наполеоновы полки стоили этой жертвы: они бились как будто бы при блеске счастливой звезды завоевателя.
Один путешественник, обозревая горы Швейцарии, услышал, что жестокосердые сопутники, оставя утомленного своего товарища, подвергли его смерти, в порыве негодования воскликнул: "Как вздохнешь, как содрогнутся и тело и душа, когда помыслить, что люди, что дети одного отца до того каменеют в бесчувствии, что оставляют среди льдов побледневшего своего брата! Он изнемогает; они могут исторгнуть его из челюстей смерти и - они бегут от него. Какое уничижение душевное! Какое сопричисление к диким зверям, которые в глубине лесов заняты только собою".
Небосклон под Малым-Ярославцем засветился пламенем пожарным. Огонь на стогнах его, огонь все пожирает. Кутузов отступает на высоты. Бьет полночь, бьет тот роковой час, который в ночь на первое октября прогремел в Москве на башне Спасской, когда Наполеон узнал, что смерть голодная предстоит его войску.