– Прости меня, Дашуня, я не могу. Я сейчас не могу. Оденься, пожалуйста. Ты знаешь, где ванная комната. Не говори ничего, я не достоин того, чтобы прикасаться к тебе, милая.
Он так и не понял, когда она вышла из комнаты. Толстый ворс ковра сделал ее шаги бесшумными. А когда она вернулась в гостиную, ей показалось, что здесь только что погасили камин – в воздухе витал запах погасшего костра, погасшего навсегда. Дубровин сидел в кресле с сигаретой в руке. Даша перевела взгляд на небольшой журнальный столик с красивой хрустальной пепельницей. Серые горки пепла казались в ней ненужным дополнением. Такая милая вещь, а служит для резко пахнущих окурков, безжалостно смятых и забытых. Даша ощущала себя одним из таких окурков.
– Отвези меня домой, пожалуйста, – тихо сказала Даша, не желая больше оставаться в этом доме. Ей была невыносима каждая лишняя минута, проведенная в гостиной. Теперь стены, мебель, все эти маленькие безделушки и угрюмый, холодный камин – свидетели ее позора. Ванная – ее горьких слез. Здесь ей больше нет места.
– Я хочу все объяснить тебе, – голос Стаса обрел прежнюю твердость. Он выдохнул широкую струю дыма, собираясь продолжить. – Ты даже не представляешь, как ты нужна мне! Не смотри так, я все объясню, я постараюсь.
– Не нужно ничего объяснять, хорошо? – Даша подняла с ковра заколку, ловко скрепила ею распущенные волосы.
– Я не могу оставить все вот так, недосказанным! Ты должна понять, что руководило мной. Тогда ты поймешь и простишь.
– Мне не на что обижаться, Стас. Ничего не произошло. Обычная история, никакой драмы. Я ведь уже взрослая девочка и умею философски принимать неожиданные повороты судьбы. Не я первая, не я последняя, кто обжигался. Ты не смог сделать того, чего не хотел, – вот и все.
– Дашуня…
– Ни слова больше! – Даша повернулась и направилась к выходу. Взявшись за ручку двери, повернулась и вызывающе спросила: – Так ты повезешь меня?
– Конечно, – выдохнул Дубровин, поднимаясь с кресла. Он затушил окурок, с силой вдавив его в хрустальное дно пепельницы. Даша при этом недобро усмехнулась, но Стас не заметил этого. Закрыв шторы, он повернулся. – Поехали, я готов.
Обратная дорога прошла в молчании, но теперь Дубровин не пытался включать радио, вести пустые разговоры. Он крепко держал руль, чуть подавшись телом вперед, и боялся посмотреть в сторону Даши, сидевшей рядом. Скорость, с которой они мчались, не давала ей возможности смотреть в окно: все сливалось в сплошную серо-зеленую линию. Даже въехав в городскую черту, Стас не сразу сбавил скорость, а потом, словно опомнившись, резко нажал педаль тормоза. Даша подалась всем телом вперед, осуждающе посмотрев на Дубровина.