— Вы тоже хороши! — она явно обижена. — Начали любезничать со студентками!
Неужели меня ревнуют? Боже!..
Музыка замолкает. Нам аплодируют, я церемонно кланяюсь партнерше и предлагаю ей руку.
— Пригласите меня еще! — говорит она торопливо.
— Браво, Павел Ксаверьевич! — Евстафий встречает нас аплодисментами. — Где освоили? В военных училищах не учат танго.
— Это все Олимпиада Григорьевна! — перевожу стрелки. — Она замечательно танцует! Мне доставило незабываемое удовольствие!
— Оркестр будет играть долго! — смеется Евстафий. — За ваш сегодняшний подвиг на ниве благотворительности любая дама будет танцевать с вами до утра. Наслаждайтесь, Павел Ксаверьевич!
Оркестр, будто подслушав, мурлыкает вальс. Вновь кланяюсь и веду Олимпиаду в центр зала. После первых па сбиваю дыхание и перехожу на медленные туры. Благо все вокруг поступают точно также: обильная еда, питье…
— Хотите сказать, Павел Ксаверьевич, что влюбились в меня? — спрашивает она.
Ну, все — в омут головой.
— Я не влюбился, Олимпиада Григорьевна, я пропал! Меня сбили, и я умер! Я иссох, разбит и уничтожен. Я утратил разум. Разве вы не видите?
— Надеюсь, вы помните: я замужем?!
— В том-то и беда! Иначе мог надеяться…
Она молчит.
— Нам надо поговорить, — говорит, помедлив. — Наедине.
— Где? Когда?
— Разумеется, не здесь! — она похоже сердита. — Кругом сотни глаз, не хватало меня компрометировать! Мы спокойно завершим обед, после чего Евстафий Петрович отвезет меня домой. Муж мой в отъезде, но прислуга дома. Я отпущу ее под предлогом, что хочу спать, а после выйду, возьму извозчика и приеду в «Метрополь». Я часто бываю в этой гостинице и знаю, как пройти, чтоб не заметили.
— Олимпиада Григорьевна!
— Вам придется подождать! — говорит она тоном учительницы. — Возможно, долго!
— Хоть всю жизнь!
Она смеется:
— С вашим характером вас на день не хватит!
А ведь, правда! Внезапно я спохватываюсь.
— Вы знаете, в каком я нумере?
— Ты и в самом деле рехнулся! — смеется она. — Я же их снимала!
Мне показалось, или, в самом деле, она сказала мне «ты»? Спросить не успеваю: музыка кончилась. Провожаю Олимпиаду к столу и как бы вскользь замечаю: день выдался хлопотный. Никто не настаивает на продолжении банкета. Провожаем Олимпиаду и Евстафия, я вновь подаю ей шубку и целую на прощание руку. Сергей тоже прикладывается. Оревуар! Сергей идет к себе, я под благовидным предлогом задерживаюсь и заглядываю в ресторан. Маню пальцем официанта.
— Подашь в шестнадцатый нумер шампанского в ведерке! — говорю лениво. — Только через час, не раньше. Понял?
— Прикажете икорки, конфет? — склоняется он.