И потому, в предчувствии прощания, он был особенно восприимчив и чуток, он впитывал каждое прикосновение, он жил каждым своим и ее жестом, даже мельчайшим: как она целовала его пальцы, перебирая их по одному, вкладывая каждый себе в рот, где нежный язык ласкал их; как он проходил дорожкой медленных поцелуев по ее животу, чувствуя под губами малейшее содрогание внутри нее, там, где уже вибрировали стенки тесного коридора, жаждущего его вхождения...
Как она...
Как он...
Маленькая моя, солнечная девочка, майский лучик, я всегда буду помнить тебя; прощай же...
В сумятице чувств он не сразу понял слова, долетевшие до его слуха:
- Давай вместе уедем за границу!
Майя уперлась подбородком в его грудь и смотрела на него.
- Извини?
Она переменила положение и уселась на постели рядом с ним, ноги по-турецки.
- Давай уедем за границу! - повторила она.
Алексей переспросил тупо: "За границу? Зачем? Куда?"
Майя с мечтательным видом пустилась в рассказы об Испании, о ее смуглых жителях и мелодичной гортанной речи, о белых виллах на побережье теплого моря, о пальмах и соснах, подступающих к песчаным пляжам, об огромных агавах и гигантских колючих кактусах на склонах холмов, о щедром солнце и прозрачной, как ее глаза, морской воде...
Некоторое время Алексей тупо слушал экзотические описания, и вдруг перебил ее: "Погоди, сначала объясни - зачем?"
- Мы будем там жить вдвоем, только ты и я, и наша любовь, представляешь? Подальше от этой страны, от ее мафии, от ее разборок, наемных убийц, предательств близких друзей, которым мы так верили... Что тебя здесь держит? Ты не женат, детей у тебя нет... Работа? Не стоит волноваться, у меня денег столько, что и нам хватит, и нашим внукам, - если мы вздумаем их завести, конечно... Только не говори мне, что ты никогда не уедешь из России из патриотизма, - я все равно не поверю.
- Патриотизм? Нет, разумеется, дело не в нем... Хотя желания уехать из России у меня никогда не возникало, но...
Алексей не находил слов. Грубо говоря, больше всего его резанули вот эта ее фраза: "наша любовь".
Он до сих пор избегал давать определение своему чувству к Майе. Оно несомненно было, это чувство, и даже достаточно острое, но...
То четвертое или какое-то там измерение, куда он случайно попал, никак не соотносилось с реальностью его жизни. Оно управлялось другими законами, в нем могло существовать и было дозволено то, что ни коим образом не могло произойти в жизни нормальной, каждодневной. Этот вояж в другое измерение должен был рано или поздно закончиться, а Алексей - вернуться. После чего, представлялось ему, невидимая щель между измерениями зарастала, закрывалась, исчезала бесследно... И он не то, чтобы забывал, что происходило в том странном измерении, - но сей отрезок прошлого получал статус сновидения, сказки... Майя в этой сказке существовала на правах эльфа или золотоволосой феи - прилетела, помахала прозрачными крылышками, голову закружила - и растворилась снова на странице детской книжки, в тенях нарисованного черного леса, под сводами зачарованного замка... У сказки всегда бывает конец, и конец - всегда хороший.