Я разочаровано потянулась к его футболке, мерцающей белизной в темноте, и ее не стало так же быстро, как и Калеба возле меня. В ожидании очередной лекции я перевернулась на спину. Звезды с интересом подмигивали мне на чистейшем темно-синем полотне, возможно, поэтому я и сдержалась от тяжелого вздоха — могла хоть на что-то отвлечься.
— Не сегодня.
Голос прошелестел так близко, что я вздрогнула. Калеб уже лежал рядом, и тоже смотрел на звезды. Теперь я почти могла разглядеть его лицо. Моя любимая вертикальная черточка между его бровей, о многом сказала. Лучше бы она промолчала, мне не хотелось знать как он зол.
Не сдержавшись, я прошептала.
— А когда будет это не сегодня?
Калеб не рассмеялся. Или зол или опечален. С ним по-другому не бывает. Он ведет себя по-разному, смотря, какая ипостась предстает передо мной. Когда 19-тилетний Калеб, с ним договориться легко. Но тот, что постарше, любит командовать и всегда знает, что для нас лучше. Я надеялась, что когда-нибудь они полностью объединяться в одно целое.
Он коснулся моих губ поцелуем настолько нежным и ласковым, что я чуть не разрыдалась, от переполнявших меня чувств. Такого Калеба я любила больше остальных. «Не сегодня» можно будет подождать, решила я.
Глава 2. Договор с совестью
Память, этот бич несчастных, оживляет даже камни прошлого и даже в яд, выпитый некогда, подливает капли мёда.
М. Горький
У каждого свой мир, мир тайных желаний, и мечтаний. Это место только для себя, и мы не всегда готовы впускать туда кого-то, делиться своими переживаниями с другими людьми. Потому, наверное, я была так близка с Калебом. Без нашего на то желания, друг перед другом у нас не было ничего скрытого. Он видел мое прошлое во множестве мимолетных и страстных прикосновений, иногда через память других он смотрел на меня, и так Калеб знал меня намного лучше, чем остальные. Словно прожил со мной множество дней, и событий. Для него я не была такой же загадкой, какой оставался для меня он. Но Калеб охотно отвечал на все вопросы о своем прошлом. Не таясь, рассказывал о самом постыдном и страшном, что считал годным для моего слуха.
В джинсах и футболке Калеб выглядел как самый обычный ученик средней школы, но я знала, что это было не так, как и моя семья, он отличался от окружавших его людей. Отличался от меня.
Высокий, ладно сложенный, будто одна из статуй Микеланджело, но его лицо поражало бесстрастием и холодностью. Глаза, цвета серебристого грозового неба, заставляли цепенеть, краснеть, забывать обо всем. Красив, но эта красота была жестокой, так думали окружающие, только не я. Для меня эти глаза всегда оставались добрыми и любящими.