Плясать на языках огня,
Вступить на лезвие босою –
Вот, что мне значит быть с тобою,
Вот, что мне память про тебя.
Путь стал еще длинней.
Я обогнула поворот.
И то, что шла я от Ворот,
Уже не видно в дымке дней.
(автор неизвестен)
Глава 1. Вести о ненужном и забытом
«Зачем искать пятна на греющем тебя солнце?»
(чья-то мудрая мысль)
Летними вечерами, в то время, когда тени удлинялись и росли, а нашим объятиям должен был прийти конец, Калеб становился еще более внимательным. Он ловил мои ладони и долго сжимал их, а потом медленно, целовал тонкую сетку синих жилок на моих руках. Секунды текли, переходили в минуты, и я была не в силах разорвать сладкую пытку. Мне нужно было домой и все же мы не спешили.
— Сегодня моя очередь купать детей, — я слабо попыталась оторвать губы Калеба от моих рук. Тело предательски задрожало, когда он на миг прервался, и на его лице мелькнула удивленная улыбка. Он медлил, прежде чем что-либо сказать.
— Спешить некуда.
Калеб лениво откинулся назад, мое тело неохотно отходило от прохлады его губ. Его улыбчивые глаза, в которых в последнее время постоянно мелькали довольные искорки, творили с моим сердцем что-то неладное. Я, то вдруг переставала дышать и прислушивалась к нему, то в другую минуту не могла успокоить его дикого ритма. Губы Калеба искривляла ухмылка, и ироничная бровь изгибалась над прекрасным серебристо-серым глазом, когда он улавливал изменения в моем сердцебиении.
Спешить действительно было некуда, если я опаздывала, в ответ не слышала упреков от родителей. Первые три месяца после моего возвращения с острова, расставили все по местам: я снова стала ребенком своих родителей, и мои дети тоже стали их детьми. Мне они нравились, я их любила, и, когда первый ужас перед их схожестью с Логаном отступил, в моем сердце поселилось совершенно новое чувство. Любовь к детям заполнила те углы в душе, которые пустовали даже после появления Калеба в моей жизни, и которых я раньше не знала. Мне нравилось купать их, играться, кормить, и гулять. И самым красивым, что я видела в своей жизни — мой ребенок на руках любимого мужчины. Одно осталось неизменным — дети стали для меня всего лишь любимыми братом и сестрой. Наверное, еще никто не любил так братика или сестричку, как я. И, к сожалению, любила я их недостаточно, чтобы стать им матерью.
Калеб ни слова не сказал мне об этом. Он подозревал о моих мучениях, и все же давал мне шанс и время остыть, собраться с духом, и, если я буду готова, поговорить с ним. Чем ближе становились наши отношения, тем меньше Калеб давил на меня. Он больше не заставлял рассказывать о себе, а предоставлял мне свободу выбора. Я говорила только о том, что считала нужным рассказать.