— Маячок?
Петр кивнул.
— Дальше что?
— У всех людей, кто его окружал, в одежду маячки вшиты.
— И вы об этом знали?
— Конечно, а как же? Ведь в любой форме, в костюмах, которые на службе носили… Шеф не скрывал.
— Ну и псих этот ваш Седой! — удивился Боцман.
— Кто? А, это вы шефа так… Точно, он психом был, — согласился пилот. — И у него в комнате позади кабинета целый следящий центр. Я там не был, Владлен говорил. Экраны, динамики… Он мог, если хотел, узнать, где находится любой из его людей.
— И вы терпели? А чего б не уволиться просто?
Петр осторожно потрогал раненый бок.
— Легко сказать. Он же… Один как-то попытался уволиться. Охранник.
— И что?
— Достал пистолет, вставил в рот и пальнул.
— В смысле? — не понял Боцман. — Мужик решил уволиться, а потом застрелился? Зачем?
— Никто не знает. В комнате тогда несколько человек было, а шефа не было, но всё равно все поняли, что это он. Ну, как-то заставил того охранника. Принудил. Внушение или…
— Постой! — перебил Боцман, сообразив наконец, что к чему. — Так это что, если маячки у всех… Так и на вертушке тоже?
— В вертолёте тоже маячок, — подтвердил Петр.
— А радиостанция здесь есть? — спросил Филин. — Чтобы Седой с лабораторией своей говорить мог?
Петр развел руками, сморщился и снова положил ладонь на бок. — Должна быть, не знаю. Дайте мне обезболивающее.
Гадюка остановился рядом с главарем, сложив на полу всё собранное оружие: две М-16, пара пистолетов, ножи, четыре гранаты, патроны.
— Где Жердь? — спросил Филин через плечо.
— Пошёл Огонька хоронить.
Филин посмотрел на пилота, и Боцман понял, что вожак принял важное решение. А ещё уяснил, что Филин вошёл в свое обычное среднее состояние. Сразу после возвращения в Зону на главаря как бы накатывала тёмная волна — он некоторое время был молчаливым и очень угрюмым, а ещё жутко грозным и каким-то нечеловеческим. Сейчас этот период совпал с почти непрерывной двухдневной погоней за Шульгой-младшим. Но потом главаря отпускало, и он превращался в обычного Филина, то есть обычного Филина-в-Зоне, который отличался от Филина-вне-Зоны и всё же был более разговорчивым, да и вообще более похожим на человека, чем «тёмный Филин», каким он становился сразу после возвращения в неё.
Уяснив это, Боцман с облегчением вздохнул. «Тёмный Филин» пугал, а такой, как сейчас, главарь устраивал его больше всего.
— Хочешь жить, Петр? — вкрадчиво спросил главарь. Пилот сглотнул, глядя в большие выпуклые глаза, кивнул.
— Это трудно, — продолжал Филин, и помощник отметил, что голос у него теперь не такой глухой и ухающий, как был ещё этим утром. — Нам тебя убить надо.