Боцман привстал, Растафарыч прекратил грести, поднявшая голову Вояка приоткрыла рот от удивления.
— У-ух… — протянул Жердь.
— Шульга! — позвал Филин. Не оборачиваясь, Тимур сказал:
— Ну?
— Что это такое?
— Не знаю. Мы уже в Могильнике, тут что угодно может быть.
Жердь уточнил:
— Но нам туда сворачивать не надо?
Тимур показал вперёд — над зарослями камыша виднелся край чего-то тёмного, издали напоминающего большой решетчатый купол.
— Туда.
Филин встал на лавку, схватившись за плечо Боцмана.
— Это что?
— Соснодуб.
— А! — закричал Жердь. — Ну точно! То-то я гляжу — вроде соснодуб… А оно, оказывается, соснодуб! Ну правильно, ну ясно… Командир, давай я его подожгу?
— Как ты добросишь? — удивился Боцман. — Он же далеко…
— Да не, я про озеро это, про воду! — Жердь ткнул пальцем в сторону ртутной заводи.
— Отставить поджигать воду, — скомандовал Боцман и тоже выпрямился, разглядывая аномальное растение далеко впереди. — Шульга, почему туда?
— Через него лежит путь к «менталу», — ответил Тимур.
— Это как?
Вместо ответа он пожал плечами. Впервые с того момента, как упал вертолёт, подал голос Растафарыч:
— Что такое соснодуб?
Вояка, привстав, начала было объяснять ему, но Гадюка ударил её кулаком под колено, и она упала обратно. Развернувшись, девушка крикнула:
— Не трогай меня, змеюка!
— Заткнись, — презрительно бросил он.
— Сам заткнись! Ещё раз тронешь — я тебя…
Маша ойкнула, когда ствол АК стукнул её по затылку.
— Молчи, — сказал Боцман и добавил, обращаясь к Растафарычу: — А ты греби дальше. А ты, Жердь, тоже заткнись.
Лопасть сломанного весла снова опустилась в воду.
Солнце ползло к горизонту, но жара не спадала. Ветер совсем стих, камыши и осока застыли, вода не плескалась — мёртвый штиль царил вокруг.
— Мошкары совсем нет, — прошептал Жердь. — Слышите? В таких местах всегда слепней полно, а тут… Почему их нет? Что за место такое? Не, мне только хорошо, что нет, но странно же…
— Закрой пасть уже, — велел Боцман.
Если бы не плеск, с которым весло погружалось в воду, вокруг царила бы полная тишина. Лодка миновала корягу, рассеченную широкой гниющей трещиной, в которой росли мелкие грибы, и впереди открылся заболоченный остров, изогнутый полумесяцем. В излучине, затылком на выступающей из воды жирной чёрной грязи, лежал мертвец в последней стадии разложения. Он раскинул руки, будто на спине пытался выползти из воды, спасаясь от чего-то, да так и не выполз.
— Чё это с мужиком? — громко спросил Жердь. — Вы гляньте, на груди…
И тут Боцман не выдержал. Все в банде привыкли к болтливости длинного, и помощник главаря тоже давно привык, тем более что Жердь зачастую первым замечал всякие странности и непонятки в окружающем и доводил до общего сведения факт их наличия, но место это — тихое, жаркое, залитое ярким светом клонящегося к горизонту солнца, вызывало такую подспудную тревогу, что безудержная болтовня бандита здесь особенно нервировала. Вскочив, Боцман отпихнул с пути Растафарыча, который едва не свалился в воду, перешагнул через пригнувшуюся Машу, пролез мимо подавшегося к борту Гадюки — и врезал Жердю, вставшему ему навстречу, прикладом в живот.