— Замечательные мысли, — подхватил маленький грузин. Он уже смотрел на нее широкими глазами, можно сказать, уже влюбился в нее, она всегда нравилась кавказцам. — Кто читает вашу газету? Почему нам следует публиковаться именно в ней?
— У нас триста тысяч ежедневных подписчиков по Москве и Московской области, — с убедительной готовностью отбарабанила Шурочка. — Реклама в «Городской нови» очень выгодна для строителей. Ведь нам покровительствует Московское правительство. Каждый день в семнадцать часов на стол мэру и всем его чиновникам ложится именно наша газета, так что не прогадаете. Кроме того, к вам придет для беседы профессиональный журналист, а потом вам пришлют по факсу окончательный вариант текста, без вашей подписи «Согласен» статья никогда не увидит свет. Мы работаем очень ответственно, не сомневайтесь.
Это была истинная правда.
Начальник потер руки. Ему понравилось предложение этой рыженькой агентши. Действительно, до начала сезона следует разок-другой промелькнуть на виду у всей Москвы, это укрепит репутацию «Давида Строителя». Точной рукой художника он с удовольствием набросал возможный макет газетной страницы, не забыв оставить место для своего портрета в окружении восстановленных храмов. Конечно, меньше чем о целой полосе речи не велось, но ради своей фирмы, своего любимого детища выложить крупную сумму маленький директор уже почти решился. У Шурочки стукнуло сердечко. Не показывая волнения, она достала бланк договора.
Директор победно огляделся.
— Ну, что, берем? — с подъемом обратился он ко всем присутствующим по обе стороны перегородки. — Что, Людмила, сможешь так набрать?
Сидевшая за компьютером привядшая полублондинка обернулась. Она была еще ничего себе, вполне сносная для узкого круга, и явно небезразлична начальнику-грузину. Шурочка поспешила погасить призывное полыхание своих глаз и скромно опустить их долу, но было уже поздно.
— Я лучше промолчу, чтобы не портить вам праздник, — ядовито проговорила блондинка. — Я слышала и читала про них столько гадостей, что… я лучше промолчу.
Шурочку опалило. Ничего себе «промолчу»! Что о них можно слышать? «Ах, ты, старая…!»
— Да про нас худого слова не сказано! — негодующе обрушилась она на недокрашенную полублондинку.
— Я молчу, молчу, — нервозно вздрогнула та.
И поспешно отвернулась к экрану, успев таки безнадежно отравить «праздник».
Наступило молчание. Скверная оглушительная тишина. Начальник сидел с наморщенным лбом, глядя на сцепленные перед собой пальцы. Ему было хуже всех, это чувствовалось. Наконец, с кислой миной, будто от изжоги, он заставил себя заговорить.