— Отлично. Молодец. Вот так и смотри. Это все, что тебе надо делать.
Повозка едет дальше, мимо рядов магазинов, мимо стен лиц. Смех, издевки, ноги в башмаках или сапогах месят грязь, мальчишки облепили вывески магазинов — ничего этого мы не замечаем. Между нами сейчас необыкновенная, пугающая близость, как у солдат в осажденном бастионе.
Наконец к его лицу возвращается немного краски. Дыхание делается более равномерным. В глазах появляется свет.
И тут повозка останавливается.
— Сохраняй мужество. — С этими словами отец Монте подносит распятие вплотную к моему лицу.
Наверное, думает, что я поцелую крест, но я смотрю на другое: Шарля волокут по приставной лестнице. На эшафот: железо, дерево, веревки. И над всем нависает знакомый стальной треугольник. Старая Брюзга. Умножительница вдов.
— Все только смазано, любо-дорого глядеть, — успокаивает нас Сансон.
Я окидываю взглядом гигантский циферблат на фасаде Ратуши. Без двух четыре, и места расхватаны, все до единого. Столики и стулья сданы внаем. Беспризорники, облепившие каминные трубы и оконные решетки, выкрикивают с высоты оскорбления прохожим. Непосредственно под эшафотом устроились двое мужчин с чашами в руках — собирать кровь.
«Вот для чего я спасал Шарля».
По ступенькам вверх его тащат, но, оказавшись на эшафоте, он самостоятельно проходит несколько шагов — с безмятежностью, при данных обстоятельствах поразительной. Зрители разражаются возгласами одобрения.
— Молодец! Даже не дрогнул!
— Силен, черт его дери!
Какая-то женщина, молодая и красивая, посылает Шарлю воздушные поцелуи. Ее лицо искажено рыданиями. «Она напишет о нем роман, — думаю я. — Причем плохой».
— Возьмите сперва меня! — кричу я Сансону. — Я хочу пойти первым!
— Закон есть закон.
Двое жандармов укладывают Шарля на брус, лицом вниз. Толпа испускает низкий гул, который нарастает, делается все более громким и высоким, причем увеличение громкости совпадает со стадиями ритуала: правая нога привязана, левая нога привязана. Ммммм… Ммммммммммммм…
— Я хочу сделать заявление! — кричу я. — Хочу признаться. Прошу вас! Я желаю признаться во всем!
— Тогда дайте мне закончить здесь! — отзывается Сансон, в голосе которого начинает звучать раздражение. — Как освобожусь, сразу займусь вами, месье.
Завязаны последние узлы. Брус вталкивают в центр эшафота, Шарль оказывается под самым ножом. Все, что осталось сделать Сансону, это потянуть за шнур.
— Его помиловали! — кричу я. — Скоро об этом станет известно! Его помиловал сам король!
— Такого я еще не слышал, — качает головой Сансон.