Одним словом, имеются все основания для сомнений. Начать с человека, доставившего послание. Вместо ливрейного лакея я увидел обычного портье, седого, как Монблан, и несколько су, положенные ему на ладонь в качестве чаевых, вызвали у него лишь кривую усмешку.
Далее, адрес. Улица Феру. Тонкая спица в колесе Люксембургского сада, удаленная от шума придворной жизни. С какой стати баронессе жить в таком месте?
Весь день и весь вечер я обдумываю разнообразные веские причины, чтобы отклонить приглашение. Наутро я его принимаю. И даже знаю почему. Потому что Видок ждет от меня этого меньше всего.
Утром Париж окутан туманом. Дым от ночных костров, смешанный с испарениями клоаки и моросью трехнедельных дождей, лепится грязно-коричневыми облаками к мансардам, клубится в сточных канавах, льнет к деревьям, повозкам и лоткам торговцев. Густой, шероховатый и вместе с тем подвижный — беспрерывно обновляющийся, он похож на дыхание города.
Единственная видимая часть дома номер 17 по улице Феру — грубо оштукатуренный желтоватый фасад, три окошка с сонно приспущенными жалюзи и литой молоток в форме подмигивающего сатира. Молоток сдвинуть с места не удается, приходится колотить в дверь, на что откликается пожилая консьержка, закутанная в черную шерсть и с прокурорской ухмылкой.
— Доктор Карпантье, о да! Она ожидает вас.
Со свечой в руке она ведет меня наверх через два лестничных пролета — акт, к которому ее тело совершенно не приспособлено. Ей приходится перетаскивать организм за собой, будто багаж, по частям, каждую ногу — как отдельный чемодан.
— Вы легко нашли дорогу? Уфф. В деньки вроде нынешнего собственного носа не различишь. Гррмм. Баронесса будет так рада вам. Я ей все время твержу: приглашайте молодых, хоть иногда, для разнообразия. Ввууфф! Куда лучше, чем старых козлов в этих — кррруммп — синих чулках и грязных жилетах. Вечно они ноют! Про старые добрые деньки. Пфифф! А я говорю, что сделано, того не воротишь, надо переходить к следующему. Я всегда такая была. Плунф.
Наконец она останавливается у обшарпанной дубовой двери. Стук, сопровождаемый оглушительным, похожим на рев восклицанием:
— Мадам баронесса! Ваш гость пришел!
Затем, словно исполняя некий ритуал, она поворачивает ручку, приоткрывает дверь и медленно, тяжело дыша и склоняясь в три погибели, пятится назад.
Сквозь истертый до полупрозрачности ковер просвечивают красные, тоже истертые, плитки пола. Старинный круглый стол, низкий буфет, над ним — зеркало. Незакрепленная скамья. И кресло с низкой спинкой, такое, словно его перенесли сюда из коттеджа бретонской вдовы.