— Что ж, очень интересно, Эктор. Бьюсь об заклад, вы и не мечтали о таком выдающемся папеньке. А мой вот был булочником. А по призванию — скотиной. Лупил меня при каждом удобном случае почем зря. Но если по правде, — добавляет он, — то я при каждом удобном случае таскал у него деньги. Так что, по справедливости, мы квиты.
Он крякает. Его серые глаза становятся синими, как полуденное небо.
— Рассказать вам, чем я занимался, Эктор?
— Если хотите, — слабым голосом отвечаю я.
— Ах, вы так добры. — Расправляя плечи, он поворачивается к окну, в котором, словно в раме, виднеется церковь Сен-Шапель: вызолоченная солнцем, безупречная в своей красоте. — Вы ведь хорошо запомнили предсмертные слова месье Леблана?
— «Он здесь».
— Именно. «Он… здесь». С тем, кто такой «он», мы хотя бы начали разбираться, но вот что означает «здесь»? Казалось бы, такое простое слово, а пытаешься схватить его смысл, и он сразу же ускользает. Значит ли оно — «на той самой улице, на которой Леблан умер»? Вряд ли. А может, его следует истолковывать как «в Париже»? Признаюсь, так я вначале и подумал. Только самозванец-идиот станет укрываться в отдаленной деревушке. Умный человек поймет, что нигде не спрячешься надежней, чем здесь. Уж кому знать это, как не мне? Но тут я решил подойти к ситуации с позиций… глубоко преданного короне месье Леблана. И проклятое слово опять стало вертеться! Потому что для человека, подобного Леблану, который полжизни провел в ожидании возвращения Людовика Семнадцатого, это слово могло означать просто-напросто, — он делает выразительный жест руками, — Францию. Родную страну. В слезах ожидающую своего спасителя. Следите за моей мыслью?
— Конечно.
— И в этом случае если «здесь» означает «в пределах национальных границ», то полагаю, поле наших розысков существенно расширяется. Но кто знает, Эктор, возможно, Бог потому бросает нам эту кость, что считает нас добрыми христианами? Кем бы ни был человек, с которым имел дело покойный месье Леблан, — Видок хитро подмигивает, — он все еще не знает, что несчастный умер.
— Но ведь в газетах сообщают о таких вещах.
— Ах, я напомнил кое-кому о кое-каких услугах. Это называется свободный рынок. Пара операций — и вуаля! — в колонке местных новостей полная тишина. И заупокойной службы тоже не было. Тело по-прежнему там, где мы с вами его оставили. Не считая нас и баронессы, о смерти Леблана знают лишь его кредиторы, а они вряд ли станут поднимать шум. Побоятся за свои репутации. — Улыбаясь, он довольно складывает руки на животе. — Может, вы догадаетесь, почему я отказываю месье Леблану в подобающих христианских ритуалах?