— Тепак говорил вам, откуда он родом?
По акценту его можно было принять за швейцарца.
— Он рассказывал, какие у него дела в Сен-Клу?
Нет. Да ей и не положено спрашивать.
— А что вы можете сказать о молодом человеке? О Шарле?
А что о нем скажешь, он вроде как прилагается к дому.
— Он слуга?
Нет, вовсе нет. Когда она только начала здесь работать, Тепак сказал, что с месье Шарлем надо обращаться как с благородным, хоть он и одет по-простому.
— А что еще он говорил о Шарле?
Ей казалось, что он месье Тепаку вроде как родственник, а месье не говорил ни да, ни нет, а спрашивать…
— Вам не положено. Я знаю.
Что до мальчика, то он чистое золото. Правда. Всегда готов помочь с мытьем посуды, любит развешивать стираное белье. Ест все, что ни подашь. Единственная забота с ним — ботинки.
— Ботинки?..
Не может завязать сам себе шнурки. Так странно.
— А вы когда-нибудь интересовались почему?
Наверное, не научился. И знаете, он слегка простоват, от такого нельзя много требовать.
Его спальня ничем не отличается от комнаты любого крестьянина. Надтреснутый кувшин, изъеденное молью кресло, зеркало размером с туфлю. Что касается постели… это узкий, похожий на гроб ящик шириной около восьмидесяти сантиметров, установленный на двух половинках распиленной пополам бочки.
Здесь мы его и застаем. Он сидит на соломенном матрасе, руки зажаты между коленями. От него исходит сладковатый запах пота.
Сразу видно, что Видок решил прибегнуть к новой тактике: он держится на расстоянии нескольких шагов, избегает прямого взгляда. И говорит совершенно нетипично для него: не то чтобы мягко, но так, как если бы они с Шарлем встретились за шахматной доской и вот, завязался разговор.
— Шарль?
— Да.
— Это доктор Карпантье. А я Видок. Инспектор Видок.
Если он рассчитывал, что его имя произведет впечатление… впрочем, вряд ли он на это рассчитывал. Он делает следующий шаг.
— У вас есть фамилия, Шарль?
— Есть.
— А вы можете нам ее сказать?
— Рапскеллер.
Он склоняет голову. Не от скорби, как я вначале подумал, а чтобы лучше видеть волан для бадминтона, которым играет на полу.
— У вас есть мать, Шарль Рапскеллер? Отец?
— На небесах, — просто отвечает он.
— Другие члены семьи? Живые или… где-нибудь еще?
— Знаете… — Подсунув ногу под волан, он ловко подбрасывает его в воздух. — Мне кажется, у меня где-то есть родственники. Только я их никогда не видел.
По-прежнему тщательно соблюдая дистанцию, Видок опускается на матрас, очень осторожно, так что не шуршит ни одна соломинка.
— Шарль, — произносит он, — вы знаете, почему месье Тепак привез вас сюда?