— Вйо-о! — взмахнул батожком гуцул.
Старик и девочка долго стояли у каплички. И снова показалось, что видит слепец, как по извилистой дороге катит вдаль легкая бричка.
Когда поднялись выше, все Карпаты — их полонины, леса, вершины, поддерживающие небосвод, — раскинулись у ног молодых людей. Они стояли у крутой пропасти — внизу стремительно перекатывала воду через камни горная речка. Неподалеку от них возвышался гранитный обелиск с надписями на нескольких языках.
Карпаты открывались им во всей своей первозданной красоте: бескрайние, могучие, спокойные. Они всматривались в даль и видели небольшие села, отары овец, крутые дороги, исчезающие в зеленом море лесов.
Неподалеку присел на камень-валун возница-гуцул, не хотел мешать молодым в разговоре.
— Хорошо, что ты привез меня сюда, Олекса, — сказал Юлиус. — Я видел Карпаты у нас в Чехословакии, они там тоже прекрасны, но здесь…
Он охватил взглядом бескрайние просторы.
— …Здесь они совсем другие… Даже горы как-то отражают характер живущего в них народа.
— Напиши о наших Карпатах в своей «Творбе», товарищ Фучик.
— И напишу! — горячо пообещал Юлиус. — Только напишу не о том, какие они удивительные, эти горы. Я буду писать, как жандармы расстреляли мирную демонстрацию в самом центре Иршавы, как бастовали рабочие Хуста, как на обочинах горных дорог богатейшего края умирают от голода дети и старики…
— И это все — в самом центре Европы, — горько подтвердил Олекса. Он указал на гранитный обелиск.
— А иные привыкли думать, что центр Европы находится в капиталистических столицах, на Елисейских полях или Унтер-ден-Линден… — улыбнулся Фучик. Он помолчал, сказал с удовлетворением: — А хорошо, что товарищ Готвальд послал меня к тебе.
— Я просил его об этом, когда возвращался после учебы в СССР через Прагу в свое Закарпатье. Товарищ Клемент обещал…
— Знаю, но тогда меня не было в Праге. Потом вызвали в ЦК, говорят: отправляйся в Мукачево, там редактором «Трудящейся молодежи» назначен молодой товарищ. Помоги ему…
— Спасибо тебе, Юлек, — серьезно проговорил Олекса. — Быстро пролетели эти дни, а след от них останется на всю жизнь… Значит, уже завтра — в Прагу?
— Пора. Товарищ Готвальд просил не задерживаться. Сложно у нас, — задумчиво сказал Фучик. — Оппортунисты голову поднимают, есть и откровенные капитулянты… Ну, ничего, у нас с тобой дорога прямая — вместе со всей партией, со всем народом… И навсегда — в братстве с СССР!
— Только так! — подтвердил Олекса.
— Хорошо ты это сказал: «на всю жизнь»… Я чех, ты украинец, гуцул, но судьба у нас одна. Сами ее выбирали…