– А кто сейчас из наступления мгновенно перешел в оборону, залебезил, стоило девице обиженно озвучить его же мысли?
– Я вовсе не лебезил, просто…
– В одном твоя Флоренская права, – Виктор включил левый поворотник и медленно выехал обратно на трассу. – Ты действительно превратился в тряпку.
– Останови машину, – процедил Майоров.
– И не подумаю. А изображать оскорбленную невинность, перекатывая желваки, не надо. Тебя никто не оскорблял, а о невинности и речи быть не может, сам знаешь. Господи, какой же ты придурок! Что ты натворил?!
В голосе друга было столько искренней горечи, что Алексею стало совсем хреново. Он попытался вытащить из кармана пачку сигарет, но руки тряслись так, что простое действие сейчас оказалось столь же невыполнимым, как плетение макраме.
– В бардачке возьми, – глухо проговорил Виктор.
– Спасибо.
– Да пошел ты!
И практически до самого дома они снова молчали. Только это было уже другое молчание, дружеское, понимающее, без вражды и напряга.
– Что делать будешь? – вполголоса поинтересовался Виктор, сворачивая к дому Майорова. – Она ведь не простит.
– Знаю. Но без зайцерыба, без Ники я сдохну, понимаешь?
– Раньше понимал, теперь – нет. Нельзя любить одну женщину и одновременно трахать другую.
– Так в том-то и дело, что только трахать! Это… я словно на наркотик подсел, умом понимаю – надо бросить, это опасно – а сделать ничего не могу!
– И он еще на тряпку обижается! – невесело улыбнулся Виктор, паркуя машину возле нужного подъезда. – Ладно, проехали. Я могу чем-нибудь помочь?
– Вряд ли. Хотя… Нет, не надо, я должен сам.
– Ну, сам так сам. Аннушка и Ника сейчас где, там? – Кивок вверх, в сторону окон квартиры Майоровых.
– Скорее всего, нет, они на дачу собирались сразу после моего отъезда.
– Так может, они и не знают еще ничего, а? Газет там нет, а телевизор на даче, насколько я знаю, Анна смотрит редко, – оживился Виктор.
– Думаешь? – В глазах Алексея робко шевельнулась надежда.
– Вполне может быть! И если ты сам приедешь и поговоришь с Аннушкой, попытаешься ей все объяснить, может, что-то и удастся исправить, а? Ведь одно дело – увидеть всю эту грязищу на газетных страницах, и совсем другое – когда грязь льет на голову любимый муж.
– Хватит глумиться, придурок, – надежда из глаз постепенно перебралась в душу, распахивая там окна навстречу свежему ветру. – Лучше отвези меня на дачу, а то если я сяду сейчас за руль, добром это не закончится.
– Ладно уж, – проворчал Виктор, – отвезу. Я ж лицо угнетаемое, подневольное, у меня и выбора-то нет. Только вы уж, барин, больше за вожжи не хватайтесь, ладно? В следующий раз могу повозку и не выправить!