Я героически разинул рот, однако девушка вдруг поднялась со стула, который стоял у изголовья моей кровати, прошла, покачивая бедрами, через всю палату и, открыв дверь, исчезла в чреве больничного коридора.
Ну вот… — я удрученно захлопнул рот, — ну вот и оборвалась последняя тончайшая нить, связывавшая меня с внешним миром, обитатели которого умеют не только петь и смеяться как дети, шевелить не только ногами и руками, а еще и многое, многое другое. А потом…
А потом мне чуть-чуть захотелось в туалет. Не так чтобы очень, действительно чуть-чуть… Обидно, чертовски обидно лежать полутрупом и сознавать, что рано или поздно наступит момент, когда захочется уже не чуть-чуть, а сильнее… Но ты один! Один как перст и беспомощен как перевернутая черепаха, и нет никого рядом. Ни-ко-го…
Впрочем, отчаяние мое оказалось преждевременным, потому что минут через пять зеленоглазая медсестра вернулась. А следом за ней в палату вошел высокий худой человек в белом халате. Его лицо, как природными шрамами, все было испещрено глубокими морщинами, которые его здорово старили. Однако сомневаюсь, что ему было больше пятидесяти. А еще я обратил внимание на руки, очень крупные и мускулистые кисти рук, и подумал, что, невзирая на худобу, это, кажется, очень и очень сильный человек.
— Доктор Павлов… — почтительно приседая в глубоком реверансе, произнесла медсестра.
— Иван Петрович? — сострил я, но тут же осекся, потому что из-под массивных очков глянули колючие и, если еще не злые, то уже сердитые глаза.
— Нет, Виктор Иванович, — сухо проговорил он, и я мысленно поклялся не острить больше ни перед кем. По крайней мере, пока не выйду из этой гадской больницы.
А он продолжал смотреть на меня. Не моргая. И вид у него был такой, словно тот факт, что я до сих пор жив, несказанно его удивлял. Возможно, это вопиюще противоречило всем его научным медицинским теориям и в результате оскорбляло.
Тогда я решил загладить свою беспардонную бестактность и заплетающимся языком попытался спросить у глубокоуважаемого преемника Гиппократа, что же это за напасть со мной приключилась.
Виктор Иванович пожал плечами, и хмурые черты его точно вырезанного штихелем лица чуть разгладились.
— Вас отравили.
— Что?! — слабо квакнул я.
— Вас отравили, — совершенно будничным тоном повторил доктор Павлов, и тут у меня в мозгу будто сверкнула молния — я вспомнил…
Да-да, внезапно я вспомнил все, о чем до того, казалось, забыл напрочь, — дурацкое знакомство с полногрудой акселераткой на пляже, свою не менее дурацкую с ней трепотню, потом поход в кафе…