Я как ужаленный завертелся на месте и вдруг увидел невдалеке пожарный щит, укомплектованный по полной программе. Чёрт! — шум был сейчас совершенно некстати, но что делать? — и я схватил лом. Несколько ударов — и замка больше не существовало, а дверь едва не рухнула на меня после легкого прикосновения.
Внутри же картина была следующей: довольно большая площадка и ведущая наверх лестница с правой стороны. Внезапно оттуда раздались какие-то звуки. Я рванул на второй этаж — голый номер: единственная дверь с площадки, и та заперта, а я же уже без лома. И лестница на третий этаж перекрыта железной решеткой, украшенной большим амбарным замком.
Твою мать!.. Стоя на лестничной площадке второго этажа, я крыл себя всеми самыми непристойными частями речи, кои только знал. Но ведь если я сейчас же не уберусь отсюда, то здорово рискую уже через четверть часа предстать пред светлы очи майора Мошкина либо кого-то из его коллег. Рябой берет телефон, нажимает пошлое "02" — и всё, я приплыл.
Выматерившись в последний раз, я поскакал вниз. И вот там, внизу, неожиданно убедился, что никогда не стоит плохо думать о людях вообще, а о тех, кого знаешь недостаточно близко, — в частности. Каюсь, я дурно подумал о рябом, вообразив, что он будет звонить в милицию. Никуда звонить он и не собирался — он сейчас просто стоял, перекрывая своей приземистой широкоплечей фигурой мне дорогу к раскуроченной двери.
И он был вооружен. Небольшим красным топориком, несомненно, взятым с того же пожарного щита, откуда я позаимствовал лом. Я затормозил — здоровяк с топором это, может, и не смертельно, но все-таки. Однако представьте себе мой восторг, когда вдруг скрипнула невысокая дверца под лестницей и оттуда один за другим выползли на свет божий еще трое гавриков самого недружелюбного вида.
М-да, перспектива сразу стала не слишком радужной. Про пожарный топорик в руке рябого я уже говорил, ну и приятели его тоже были вооружены — правда, кто во что горазд, на манер гуситов. У одного — резиновая милицейская дубинка, у второго — обрезок металлической трубы, а третий, видимо, большой эстет, мелодично позвякивал цепью, на которой можно было бы водить по улицам слона. И рожи у всех очень серьезные, сосредоточенные. Эти ребята были помоложе, поглаже, повыше и постройнее рябого — но то, что он был у них главный, сомнений не вызывало: все трое, похоже, трудились на этой очень странной базе какими-нибудь грузчиками, ну а уж он-то никак не меньше чем кладовщиком, точно-точно.
Я сделал пару шагов назад и проникновенно сказал: