Плеснуло рыжим огнем, заполыхало золотыми бликами чистое, блескучее, словно только что выкованное лезвие, а Радею почудилось, будто бы из отблесков на ноже на него глянули желтые волчьи глаза. На миг захолонуло сердце, кольнула иголочка сожаления-отчуждения, волчий взгляд сменился человечьим, печальным, мягким, блеснули синевой глаза Настасьи на гладкой, словно зеркало, поверхности стального лезвия. Словно любимая с осуждением смотрела на него откуда-то издалека, просила одуматься, не торопиться с решением, но… какая теперь Радею жизнь человеком, если до конца дней своим скрываться придется в лесах от обозленного, желающего расправы купца?
С волками жить — по-волчьи выть.
И когда волхв Лексей в размаху воткнул нож до половины в сырую, неподатливую сердцевину колоды, Радей-охотник, не раздумывая, кувыркнулся через блескучее зачарованное лезвие.
Резкой, невыносимой болью отозвалось изменяющееся тело, покрылось серебристо-белой густой шерстью, долгий, отчаянный вопль превратился в протяжный волчий вой. Треснула по шву с любовью вышиваемая Настасьей дареная рубаха, расползлась пополам, соскальзывая с могучего хребта огромного, с теленка размером, светло-серого волка с темной полосой вдоль спины. Золотом отразились затухающие на лезвии ножа огоньки прозрачно-зеленых волчьих глазах, суровый оскал сменил улыбку.
Разумный волк махнул хвостом и припал на землю перед стоящим Лексеем Вестниковым, еле слышно рыкнул, опуская голову и стараясь не смотреть на лежащую на ворохе листьев разорванную рубашку.
— Неподалеку живет стая разумных волков, подобных тебе. Разница только в том, что они родились волками, а ты им стал только что, — волхв присел на корточки рядом с Радеем, коснулся кончиками пальцев густой серебристой шерсти. — Если сможешь с ними ужиться — обретешь новую семью. А не сможешь — этот нож будет тебя ждать. Тебе будет достаточно лишь перекувыркнуться через него еще раз — и вновь станешь тем, кем был.
В ответ — лишь глухое, недовольное ворчание. Радей вскочил, метнулся к колоде и ухватился мощными челюстями за березовую рукоятку. Острые, способные перегрызть ногу лошади, зубы сомкнулись, волк резко дернул головой — и широкое лезвие охотничьего ножа не выдержало, сломалось у самой рукоятки, оставив в колоде медленно затухающий обломок лезвия.
"Теперь не вернусь", — негромкий, но вполне узнаваемый голос раздался в голове Лексея Вестникова. Волк выплюнул на землю погрызенную березовую рукоять ножа и пристально взглянул на волхва. — "Я не вернусь к людям. Никогда".
— Твой выбор, Радей-охотник, — тихо произнес пожилой волшебник, глядя на глубоко засевший в дереве обломок лезвия с некоторой грустью и сожалением. — Только поторопился ты с ним, не пожалеть бы…