гостеприимство, никогда не спрашивал, откуда они следуют и куда направляются.
Но стоило Абулшеру рассказать о подстерегающей их опасности, как люди
наперебой предлагали свою помощь -- кто приютом, кто деньгами, кто просто
советом.
Эвелин было по душе это странное путешествие. Теперь ее звали мужским именем
Очил, причем как Абулшер, так и Имхет называли ее так, даже когда рядом не
было посторонних. Ей все больше нравился их образ жизни. Она привыкла к их
пище, даже полюбила эти острые блюда, почти всегда готовившиеся из одной
свежей баранины, но отличающиеся вкусом, ароматом, набором пряностей.
Поскольку ее принимали за юношу, то это открывало перед ней совершенно новые
возможности. Так, в одном из кишлаков ее пригласили участвовать в конных
скачках, и ей удалось обогнать нескольких мужчин.
За время многочисленных и разнообразных встреч Эвелин познакомилась с
обычаями горцев. В этих суровых местах на скудных почвах редких лугов было
неимоверно трудно выращивать злаки и овощи. Чтобы прокормить себя, горцы
испокон веков были вынуждены заниматься отхожими промыслами, среди которых
далеко не последние места занимали грабежи, разбой и торговля невольниками. У
них сложились свои законы, а в отношениях между племенами и семьями
господствовал принцип "око за око, зуб за зуб". Кровная месть считалась здесь
священной. Если, к примеру, убивали главу семьи, то делом чести его
наследников было разыскать и умертвить преступника. Правда, бывали случаи,
когда кровную месть можно было предотвратить, но при этом надлежало заплатить
огромный выкуп. Бывало, что несколько поколений одной семьи должны были
платить другой, пострадавшей много лет назад семье, расплачиваясь за убийство,
совершенное кем-нибудь из предков с необузданным темпераментом, который
принял неписанное обязательство отдать колоссальную сумму за пролитую кровь.
Эвелин научилась уважать и религиозное рвение мусульман. Ее уже не удивляло,
что Абулшер и Имхет несколько раз в день, постелив свои молитвенные коврики и
обратившись лицом в сторону священной Мекки, приступали к молитве-намазу,
истово повторяя слова Магомета, обращенные к великому Аллаху.
И все же, несмотря на экзотические прелести новой жизни, Эвелин ощущала
себя потерянной. Она сознавала, что ей никогда в жизни не удастся
по-настоящему постичь этих людей, так же как и они никогда не поймут ее.
Каждый раз, когда мужчины падали ниц и надолго затихали в молитвенном
экстазе, Эвелин чувствовала свое одиночество. Синие горы, возвышавшиеся со
всех сторон, усугубляли своим присутствием тоску одиночества... Все чаще