— Какой красивый малыш, — заметила Юлия.
Керис вновь посмотрела на ребенка и впервые увидела в нем человека. Каким он будет — сильным и честным, как Вулфрик, или трусливым и лживым, как дед Джоби? Младенец не похож ни на того, ни на другого.
— На кого же он похож? — спросила она.
Юлия присмотрелась:
— Кожа и цвет волос от матери.
И впрямь, подумала Керис. У малыша темные волосы и смуглая кожа, а Вулфрик светлокожий, с каштановой гривой. Младенец кого-то ей напоминал, и через мгновение девушка поняла — Мерфина. Глупая мысль промелькнула в голове, но Суконщица тут же отбросила ее. И все-таки сходство налицо.
— Знаешь, кого он мне напоминает?
Вдруг дочь Эдмунда поймала взгляд Гвенды. Ее глаза расширились, на лице отобразился ужас, и подруга едва заметно покачала головой. Это длилось лишь долю секунды, но смысл был ясен: «Молчи!» Суконщица стиснула зубы.
— Кого же? — простодушно спросила Юлия.
Девушка помедлила, отчаянно соображая, что ответить. Наконец ее осенило:
— Филемона, брата Гвенды.
— Ну конечно, — спохватилась монахиня. — Нужно позвать его, чтобы он поглядел на племянника.
Керис нахмурилась. Значит, ребенок не от Вулфрика? Тогда от кого? Точно не от Мерфина. Нет, он, конечно, мог переспать с Гвендой, мог поддаться искушению, но потом обязательно рассказал бы ей. Но если не Мерфин…
Вдруг ее посетила ужасная мысль. Что произошло, когда подруга ходила просить Ральфа за Вулфрика? Может, ребенок от Фитцджеральда-младшего? Думать об этом было слишком тяжело. Она посмотрела на Гвенду, потом на ребенка, потом на Вулфрика. Молодой отец радостно улыбался, хотя лицо его еще не высохло от слез. У него никаких подозрений. Юлия спросила:
— Вы уже решили, как назвать младенца?
— О да, — ответил Вулфрик. — Я хочу назвать его Сэмюэлом.
Гвенда посмотрела на малыша и кивнула.
— Сэмюэл, — повторила она. — Сэмми. Сэм.
— В честь моего отца, — улыбнулся счастливый Вулфрик.
А ведь через год после смерти настоятеля Антония Кингсбриджское аббатство не узнать, удовлетворенно думал Годвин, стоя на воскресной службе после закрытия шерстяной ярмарки. Главным новшеством стало отделение братьев от сестер. Они больше не встречались в аркаде, библиотеке, скриптории. Даже в соборе новая резная дубовая ширма по центру хора не позволяла им видеть друг друга во время служб. Только в госпитале монахи и монахини иногда невольно сталкивались.
В проповеди аббат Годвин говорил о том, что крушение моста в прошлом году было Божьей карой за развращенность братьев и сестер и за грехи горожан. Новый дух строгости и чистоты в аббатстве и дух благочестия и смирения в городе явится залогом благоденствия в этой жизни и в вечности. Он видел, что проповедь приняли благосклонно. После этого настоятель обедал в доме аббата с казначеем Симеоном. Филемон поставил на стол тушеного угря и сидр.