— Посмотрим, — отозвался Марк.
Уезжали последние торговцы, вместо соборной лужайки оставляя за собой море вспененной грязи. Мерфин вышагивал взад-вперед; Ткач сидел неподвижно, похожий на статую Самсона. Прошел час, другой. Несмотря на нетерпение, Фитцджеральд радовался, что Медж нет так долго, — значит, она разговаривает с Керис. Когда Ткачиха наконец появилась, солнце заходило к западу от башни. Лицо ее было серьезно, а глаза полны слез.
— Керис жива. И с ней все в порядке. Девочка не больна и в здравом рассудке.
— Что она сказала? — Мерфин с трудом сдерживался.
— Я передам тебе каждое ее слово. Пойдемте сядем в огороде.
Сели на каменную скамью, глядя на закат. Спокойствие Медж не предвещало ничего хорошего. Мерфин предпочел бы, чтобы она брызгала слюной от негодования. Зодчий догадался, что новости плохие, и безнадежно спросил:
— Она правда не хочет видеть меня?
Медж вздохнула:
— Да.
— Почему?
— Я спрашивала ее. Керис говорит, что это разобьет ей сердце.
Мерфин заплакал. Медж продолжила тихо, отчетливо:
— Мать Сесилия оставила нас, мы могли говорить свободно, никто ничего не слышал. Суконщица уверена, что Годвин и Филемон решили избавиться от нее из-за прошения о хартии. В женском монастыре она в безопасности, но вне этих стен ее найдут и убьют.
— Убежим! Я заберу ее в Лондон! Годвин никогда нас там не найдет!
Медж кивнула:
— Я ей так и говорила. Мы долго это обсуждали. Девочка считает, что вы станете беглецами на всю жизнь, и не хочет обрекать тебя на такое. Твоя судьба — быть крупнейшим строителем своего времени и стяжать славу. Но, живя с ней, все время придется лгать и прятаться от дневного света.
— Наплевать мне на это!
— Она не сомневалась, что ты так и скажешь. Но думает, что тебе не наплевать; более того, не должно быть наплевать. Во всяком случае, ей это важно. Керис не хочет отнимать у тебя твою судьбу, даже если ты ее об этом просишь.
— Могла бы сама мне об этом сказать!
— Боится, что ты ее уговоришь.
Мерфин понимал, что Ткачиха говорит правду. Сесилия тоже говорила правду. Керис не хочет его видеть. Молодой мастер чувствовал, что сейчас задохнется от горя. Фитцджеральд вытер слезы рукавом и с трудом спросил:
— И что она собирается делать?
— Лучшее, что можно сделать в такой ситуации, — стать хорошей монахиней.
— При ее отношении к Церкви!
— Я знаю, Суконщица никогда не питала особого уважения к клирикам. Ничего удивительного для этого города. Но девочка считает, что может найти некоторое утешение, исцеляя людей.
Мостник задумался. Ткачи молча смотрели на него. Он действительно мог представить себе, как Керис работает в госпитале, заботится о больных. Но ей грозит провести полжизни в смирении и молитвах! Мерфин долго молчал.