— И что ты об этом думаешь?
Она нахмурилась и ответила:
— А чего возмущаться?
— Не знаю.
— Если люди хотят себя сечь, чего возражать? Может, им так лучше.
— Согласен, — отозвался мастер. — Но обычно все затеи Мёрдоу отдают мошенничеством.
— Дело в другом. — Аббатиса не увидела в людях духа покаяния. Танцоры не оглядывались на свою жизнь, не раскаивались в совершенных грехах. Искренне сокрушающиеся обычно тихи, задумчивы, не работают напоказ. А тут Керис чуяла в воздухе какое-то неестественное возбуждение. — Это просто разврат.
— Только вместо пьянства упоение отвращением к себе.
— Но ведь так можно дойти до исступления.
— Однако это не половая распущенность.
— Подожди.
Мёрдоу повел процессию к главной улице. Кое-кто из грешников достал миски и стал просить у людей деньги. Монахиня поняла, что они собираются обойти весь город и, вероятно, у какой-нибудь крупной таверны будут ждать, чтобы им купили еду и выпивку. Мерфин дотронулся до ее руки:
— Ты бледна. Как себя чувствуешь?
— Устала. — Ей нужно работать вне зависимости от самочувствия, и напоминания об усталости скорее мешают. Однако Фитцджеральд искренне встревожился, и целительница мягче предложила: — Пойдем ко мне. Скоро обед.
Когда процессия исчезла из виду, настоятельница и олдермен пересекли лужайку и вошли во дворец. Керис обняла и поцеловала Мерфина. Они никогда не целовались в монастыре, и монахиня решила, что вакханалия Мёрдоу ослабила ее бдительность.
— Да у тебя жар, — прошептал зодчий.
Аббатиса чувствовала, что теряет контроль и дело может кончиться тем, что они улягутся прямо на полу, где их так легко застать. А затем неожиданно прозвучал женский голос:
— Я не хотела подсматривать.
Керис пришла в ужас и, виновато отскочив от Мерфина, повернулась посмотреть, кому принадлежит голос. В дальнем конце зала, на лавке, с младенцем на руках, усталая, забитая, сидела жена Ральфа Фитцджеральда.
— Тилли! — воскликнула монахиня.
Та встала.
— Простите, что напугала вас.
Настоятельнице стало легче. Матильда ходила в монастырскую школу, много лет жила здесь, любила Керис. Она не станет поднимать шум из-за поцелуя, невольной свидетельницей которого стала.
— Как ты?
— Немножко устала.
Она пошатнулась, и Керис поддержала ее. Младенец заплакал. Мерфин взял ребенка и умело стал укачивать.
— Ну-ну, племяш.
Плач перешел в недовольное хныканье.
— Как же ты до нас добралась? — изумилась аббатиса.
— Пришла.
— Из Тенч-холла? С Джерри на руках?
Шестимесячный ребенок — нелегкий груз.
— Я шла три дня.
— Боже мой. Что-нибудь случилось?
— Убежала.
— И Ральф не погнался за тобой?