Как и в лаборатории Штреккера, у этого сооружения не было крыши. Хотя большую часть века оно стояло заброшенным, Шрив прекрасно в нем ориентировался. Он уверенно вел меня по лабиринту комнат с полуразрушенными стенами — бывшим больничным палатам.
Нэн Ротшильд не преувеличивала, описывая, как внезапно покинул город свои владения на острове. На кроватях еще лежали старые покрывала, на рассохшихся полах валялись костыли, а на полусгнивших полках в шкафчиках с выбитыми стеклянными дверцами стояли пустые пузырьки.
Мы пересекли бывший холл больницы и направились в глубь здания. Казалось, впервые за долгое время снег прекратился. Я посмотрела вверх и увидела импровизированный потолок из фанеры.
Шрив прошел вперед. Я проследила взглядом за лучом его фонарика и увидела альков, превращенный в подобие шалаша. В углу лежал матрас толщиной не больше двух дюймов, взятый с больничной койки. За годы использования и пребывания под открытым небом ткань совершенно выцвела. Рядом с огромной дырой в стене, которая раньше была окном, стоял столик, а под доски наверху подсунули булыжники.
— Сядьте здесь. — Шрив указал на деревянный стул с высокой спинкой, когда-то служивший инвалидной коляской. Он помог мне опуститься на сиденье и, присев, опять связал ноги. Кресло запрокинулось назад и закачалось. Встав позади меня, он заткнул мне рот носовым платком и завязал концы на затылке.
Потом он вышел из каморки и исчез во мраке соседних комнат. Что он задумал? Холод пробирал до костей, голова трещала, а пустой желудок ныл и громко рычал на меня в тишине позднего вечера.
Я покрутила головой, прогнала мрачные мысли и выпрямилась. Взглянув в просвет между каменными блоками сводчатого оконного проема, я увидела мерцающие сквозь снежную пелену очертания Манхэттена. Присмотревшись, я различила шпиль Ривер-хаус — он находился точно напротив, только на другом берегу.
Шрив, наверное, звонил по сотовому и оставил меня здесь, чтобы я не подслушала разговор. Но его голос отдавался эхом от толстых серых стен соседней комнаты, и я услышала, как он попросил позвать детектива Уоллеса. Откуда он знает про Мерсера?
— Мистер Уоллес? Говорит Уинстон Шрив. Профессор Шрив. Я только что вернулся домой и прослушал ваше сообщение на автоответчике.
Я понятия не имела, сколько сейчас времени: вечер понедельника или раннее утро вторника — последнего дня в этом году. Разумеется, если стало известно, что я пропала, даже Мерсер приедет в участок и вместе со всеми примется за поиски.
— Нет, я не возражаю и могу повторить то, что сказал раньше детективу Чэпмену, — профессорским тоном продолжал Шрив. — Обе дамы сели в мою машину перед колледжем, и мы поехали на Вестсайдское шоссе, в Вестчестер. Сильвия жаловалась на тошноту и головокружение. Видимо, что-то съела. Так мы подумали. Только мы переехали мост в Ривердейл, как она потеряла сознание.