- Гаси свет, гаси, пора спать. Мамедбагир сказал:
- Сейчас,- и встал.
В это время сквозь шум дождя, сквозь вой ветра послышался сначала шум машины, потом свет фар проник через окно в комнату, и Алиаббас-киши удивился, что это, машина среди ночи остановилась у их дверей (обычно 4 по нагорным улицам Баку ездили фаэтоны, машины сюда не поднимались)?
Мамедбагир замер, и Алиаббас-киши явственно почувствовал, как замер его сын; в комнате было полутемно, но и в этой полутьме Алиаббас-киши увидел, что Мамедбагир сильно побледнел, и еще он почувствовал, что сердце у сына колотится, прямо из груди хочет выскочить.
В наружную дверь громко постучали, и Алиаббас-киши, конечно, понял, что-то стряслось, что это неспроста, встал, накинул на плечи пиджак, вышел в небольшую прихожую, остановился перед входной дверью.
- Кто там?
- Откройте! Это представители власти.
В голосе слышались такая резкость и властность, что не о чем было говорить, дверь надо было открывать, и Алиаббас-киши, возвращаясь в комнату, сказал:
- Сейчас. Погодите минутку.
Он торопился, чтобы тетя Халима поскорее встала и оделась, чтобы чужие люди не видели женщину в ночном белье, но голос снаружи с еще большей резкостью и властностью произнес:
- Быстро! Сию минуту открывайте! Выломаем дверь!
Алиаббас-киши говорил тете Халиме:
- Вставай, одевайся! Одевайся!
А тетя Халима, сев на постели, хлопала сонными глазами и не понимала, что случилось. Алиаббас-киши твердил тете Халиме:
- Быстрее, одевайся!
Но тетя Халима не успела одеться, потому что на этот раз в дверь заколотили с такой силой, что слабая задвижка не выдержала, сломалась, дверь распахнулась настежь, и в тот же миг трое мужчин ворвались в комнату.
На одном из этих людей была длинная шинель, двое других были в черных кожаных куртках, и из-за того, что все трое стояли под дождем, с них лилась вода; человек в длинной шинели, четким и решительным шагом подойдя к столу, вывернул до предела фитиль керосиновой лампы, комната осветилась, но лампа начала коптить, и запах копоти тотчас заполнил комнату, точно этот запах копоти и принесли с собой эти трое, точно этот запах копоти и был запахом длинной шинели, кожаных черных курток.
Тетя Халима не могла отвести глаз от коптящей керосиновой лампы: если огонь стал коптить, значит, ночью в дом явится сатана.
Человек в длинной шинели бросил властный взгляд на стоявшего, не шевелясь, посреди комнаты Мамедбагира, потом подошел, встал лицом к Алиаббасу-киши и сказал:
- Значит, запираешь дверь перед лицом государства?
- Почему запираю? Я не запираю... У меня нет никаких секретов от государства...