Тем временем Матье Заилль собрал чайную посуду и спрятал ее в буфет: его позабавила беседа о сердечных делах Виктории, поскольку благодаря наблюдениям вчера вечером для него прояснилось кое-что другое. Во-первых, его племянник Том по уши влюбился — вероятно, впервые в жизни. Он узнал в глазах мальчика отчаянный взгляд, жгучую потребность во внимании и общении с девушкой, поскольку раньше уже видел этот взгляд, обычно — в зеркале, много лет назад, когда сам влюбился в Доминик. И во-вторых, Викторию совершенно не интересовал его молодой племянник, но зато она подпала под хрупкие чары Эдмунда Робинсона, который — Матье был абсолютно в этом уверен — никогда не ответит ей взаимностью.
Ведь Эдмунд Робинсон, как Матье понял уже через минуту после знакомства с ним, несомненно был переодетой женщиной.
На другом конце корабля, у самого его носа, стоял и смотрел в бинокль на океанскую гладь капитан Генри Кендалл, и мысли его были сосредоточены на том, что он увидел прошлой ночью. Капитан понял одно: мистер Джон Робинсон и мальчик, которого он называл своим сыном Эдмундом, страстно целовались на палубе «Монтроза». Это не были нежные объятия отца и ребенка, вовсе нет. То был поцелуй настоящих любовников — в губы, с приоткрытым ртами и сплетением тел. Просто возмутительно. Он, конечно, слыхал, что подобное случается — обычно в Париже, — но никогда не сталкивался с этим лично. Естественно, муж и жена, повинуясь своим желаниям, могут вступать в мерзкую интимную связь; это происходит, если они хотят завести детей. Конечно, сей непристойный акт никому не может доставить удовольствия, но так уж устроен мир, и капитан нехотя с этим смирялся. Но любовь между двумя мужчинами? Неслыханно. Между мужчиной и мальчиком? Омерзительно. «Что бы сказал на это мистер Соренсон?» — подумал капитан. Да если бы вчера вечером он был там, то наверняка бы настоял, чтобы немедленно спустить их обоих за борт, причем без шлюпки и компаса, которые изменник Флетчер Кристиан предоставил Уильяму Блаю. Капитан Кендалл впервые обрадовался, что в этом плавании на борту не было мистера Соренсона, ведь подобное вопиющее поведение, несомненно, вывело бы его из себя. Капитан представил себе, как его друг лежит на больничной койке в Антверпене, возможно, в щегольской шелковой пижаме фиолетового цвета, которую купил в свой последний приезд в Квебек, и негромко вздохнул.
Впрочем, имелось еще одно обстоятельство, которое сводило на нет возмущение капитана и становилось для него новым источником наслаждения. Пока он наблюдал за поцелуем, то, что раньше считал шляпой Эдмунда, слетело с его головы, внезапно обнажив волосы. Это, конечно, была никакая не шляпа, а парик. Капитан не мог бы в этом поклясться, но его интеллект и логическое мышление неизбежно привели его к выводу, что Эдмунд Робинсон на самом деле был женщиной. Идея, разумеется, скандальная. Неженатые мужчина и женщина, путешествующие, словно законные муж и жена, бросали вызов логике и правилам приличия. Но что хуже: объятия двух мужчин, любовная связь между отцом и сыном или тайный роман людей противоположного пола, при котором женщина почему-то переодевается мальчиком? Он не мог остановить свой выбор: все три варианта вызывали отвращение. Капитан нуждался в совете. «Ах, мистер Соренсон, — подумал он. — Дорогой мой мистер Соренсон! Где же вы? Мне так нужно ваше наставление».