— Понял, сэр, — сказал Картер и, встав, направился к двери. Он был доволен, что капитан предложил ему наконец скромную оливковую ветвь, ведь сам он, едва поднявшись на борт, изо всех сил старался жить согласно высоким требованиям этого человека. Ну не виноват же он в том, что у мистера Соренсона лопнул аппендикс. — Никогда нельзя точно сказать, сэр, правда? — произнес он, глянув перед уходом на капитана.
— Что-что?
— Говорю, никогда нельзя точно сказать. О людях. Что они собой представляют. В смысле, этот мистер Робинсон, выглядит так, словно и мухи не обидит. Ну а Эдмунд… я хочу сказать, с одной стороны, она действительно похожа на мальчика. Наденьте на нее мужское пальто и шляпу, и у вас не останется никаких сомнений, что она — мужчина. Думаете, она знает, что он совершил?
Кендалл пожал плечами.
— Трудно сказать, — ответил он. — Если знает, то дура, что остается с ним. Какая женщина захочет жить с мужчиной, расчленившим свою предыдущую жену? Она будет бояться даже косо на него глянуть — вдруг достанет свои ножи? А если не знает, то ей тоже, возможно, грозит опасность. Надеюсь, вы по-прежнему внимательно за ними следите?
— Да, конечно.
— Осталось каких-то пару дней. И тогда мы уж точно узнаем правду.
Капитан отвернулся от старпома, воспринявшего это как намек, что пора уходить. Оставшись один в рубке, Кендалл уставился на аппарат Маркони, молясь в душе, чтобы тот ожил. «Пришлите сообщение, — думал он. — Любое. Просто пришлите сообщение».
Пролежав в шезлонге все утро, мистер Робинсон вернулся в каюту, чтобы перед обедом принять душ — его поташнивало. Кожа лица стала сухой и шершавой: в тот день он пересидел на солнце и решил оставшуюся часть дня не выходить на воздух. Быстро ополоснувшись, он сменил рубашку и уже собрался выйти из каюты, чтобы отправиться на встречу с Эдмундом в обеденный зал, как вдруг его смутил резкий стук в дверь. Мистер Робинсон удивленно уставился на нее. Это был не почтительный легкий стук члена команды или стюарда, принесшего записку от Эдмунда или какую-то информацию о ходе путешествия. Не был это и настойчивый отрывистый стук детей из третьего класса, регулярно подшучивавших над пассажирами первого: они колотили в двери кают, а затем убегали, визжа от восторга. Тут дело было гораздо серьезнее. Так стучат полицейские — люди, которые взломают дверь, если им немедленно не открыть. Надеясь на лучшее, он нервно распахнул ее и с удивлением увидел перед собой миссис Антуанетту Дрейк: она занесла руку, чтобы еще раз постучать, костяшки ее сжатого кулака побелели, а щеки тревожно пылали.