– Вот видишь! Ты ведешь себя так, как будто гордишься этим!
Он сохранял самообладание.
– Я не первый мужчина, который завел любовницу. Просто других не караулят папарацци, стремящиеся запечатлеть на пленке самые интимные моменты.
Ромульда задохнулась от негодования. Больше всего она винила не его, а себя. Как она могла лечь с ним в постель, заниматься сексом! Теперь она сгорит со стыда!
– Вчера на первой полосе американские газеты опубликовали твое фото. Ты выходишь из дома своей любовницы, той, которая живет в Риме. Вчера занимаешься любовью с ней, а на следующий день ложишься в постель со мной! Неплохо устроился, а?
– Я не собирался заниматься с тобой любовью. Ты была моей суженой, ты должна была достаться мне девственницей. Если бы все случилось так, как должно было случиться, я бы вел себя совсем иначе. Мягче, нежнее, ласковее! А теперь я испортил тебе впечатление от первой ночи любви.
– Мы оба виноваты, – сказала она. – Но зачем ты пришел сюда? Зачем было меня преследовать?
Неужели она думала, что он оставит ее в покое? Его привела сюда безотчетная страсть, страсть, которой он не в состоянии сопротивляться. Сам толком не зная зачем, он вошел к ней в спальню – и увидел ее в одном легком халатике… Разве мог он сопротивляться первобытному инстинкту?
– Я не мог отпустить тебя.
– Да что ты?
– Ты думала, что я оставлю все как есть? После того что ты мне наплела про своего любовника? Ты, которая должна была достаться мне непорочной!..
А ты, дорогой, разве вел себя как образцовый жених? Чем ты занимался эти четыре года? Шастал от одной любовницы к другой, разве нет?
Но Ромульда не стала этого говорить. Что толку? Сделанного не воротишь. По крайней мере он будет знать, что она до конца хранила целомудрие.
– Но мы не выяснили главного, – сказал Хасим. – Что делать дальше?
Ромульда пожала плечами.
– По-моему, нет смысла отказываться от наших планов. Если тебя не слишком затруднит предоставить мне машину, я съезжу навестить отца.
– Ты говоришь так, будто ничего не произошло?
– Ты думаешь, надо кричать о случившемся на всех углах?
– А ты думаешь, – он иронически осклабился, – об этом можно забыть?
Ромульда затаила дыхание.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты потеряла девственность, к тому же при весьма… э… прискорбных обстоятельствах. Я виноват и должен заплатить.
Заплатить! Как будто она дорогая игрушка, выставленная на аукцион.
– Что за чушь!
– Ромульда, ты была предназначена мне. Пусть все так и останется. Разве я могу отпустить тебя к отцу, зная, что между нами произошло?
– Но при чем тут мой отец? Он ни о чем не догадается!