Миссис Тейт, экономки, на кухне не оказалось, как я про себя опасалась, но на столе под чистым полотенцем лежал кусок холодной грудинки, несколько ломтей хлеба и стакан свежего молока. На лице невольно появилась чуть смущённая улыбка: по-моему, миссис Тейт подозревала, что я проснусь голодной. Интересно, где она сама? Отрезав грудинку и соорудив бутерброд, я уселась на скамью, согнув одну ногу в колене и подтянув к подбородку, чувствуя приятную усталость во всём теле. На душе было уютно и умиротворённо. Из открытого окна вместе с утренним ветерком доносились запахи свежей листвы и разноголосье птиц, я жмурилась в лучах солнышка, как кошка, довольно поглядывая на мужскую печатку с изумрудом на положенном ей месте — безымянном пальце левой руки.
— Жена, — тихонько сказала я, словно пробуя на вкус новое слово применительно к себе.
Неожиданно разобрал смех: кто бы видел, графиня, а сижу на кухне, растрёпанная, в одной мужской рубашке, и наворачиваю простой деревенский завтрак. Взяв нож, и снова потянувшись к куску грудинки, я вдруг замерла, услышав снаружи неясный шум. Наверное, миссис Тейт возвращается с деревни, она обычно рано утром уходила на рынок, за зеленью, овощами, рыбой, и прочими продуктами. Но неожиданно перед глазами появилась семёрка мечей. Сердце глухо стукнулось в рёбра, я сглотнула: какая опасность ещё, Блэкхоука казнили, а кроме него у меня в Лондоне больше не осталось врагов! Не осталось? В памяти всплыло перекошенное злобой лицо леди Айвори. Неужели ей хватило смелости явиться сюда?
Крепко сжав рукоять ножа, я встала со скамейки и осторожно приблизилась к двери во двор, прислушавшись. Звук больше не повторился. Нахмурившись, я прикусила губу. Подниматься наверх и переодеваться было некогда, если это сестра бывшего жениха, она могла проникнуть в дом, и тогда опасность возрастала, ведь кроме меня здесь ещё полно народа.
— Ладно, — процедила я сквозь зубы, в душе поднялась злость за испорченное первое утро новой, замужней жизни. — Поговорим начистоту, миледи.
Приоткрыв дверь, я выскользнула на мощёную дорожку, уводившую к конюшням, и осмотрелась. Показалось или нет, пышная зелень жасминовых кустов чуть шевелится, хотя ветра нет? Спрятав руку с зажатым ножом за спиной, я сделала несколько шагов по дорожке, настороженно оглядываясь по сторонам.
— Я знаю, что вы здесь, миледи, — негромко произнесла я, прищурившись. — Выходите.
Кусты жасмина зашевелились — я оказалась права, она была там. Чёрное дуло пистолета, чуть подрагивая, смотрело прямо в грудь, а голубые глаза женщины как-то лихорадочно блестели. Судя по всему, она себя почти не контролировала, и надо действовать очень осторожно, Розмари могла и курок невзначай спустить. Её братец, чтоб ему в аду пятки крепче поджаривали, обладал гораздо большей выдержкой, и потому был опаснее.