— Когда умрёт моя жена? — даже такой прямой и откровенный вопрос не вывел из состояния странной апатии.
Кивнув, я начала раскладывать карты. Вообще-то, Таро не показывают точных дат или мест событий, и я сообщаю об этом клиентам. Здесь мои руки будто действовали сами, а я лишь наблюдала. Пять карт легли на сукно, я посмотрела на девять посохов, уже надоевшую Смерть, короля мечей, и тихо ответила:
— Вы овдовеете через двадцать один день.
Он помолчал, не сводя с меня пристального взгляда.
— Это второе радостное известие за последнее время, — наконец произнёс Монтеррей.
— У вас больше нет вопросов? — ровным голосом спросила я, собрав карты и не глядя на него.
Мне вовсе не хотелось знать, какой была первая радостная новость для него. Вообще ничего не хотелось больше знать… Словно призрачное дуновение ветра, прикосновение невидимой ладони к волосам, и тихий шёпот в голове: "Так надо, милая". Подавив горький смешок, я встала и убрала карты в мешочек.
— Если вы больше ничего не хотите спросить, то прошу прощения, мне надо ехать, — мой взгляд по-прежнему не останавливался на Монтеррее, но я чувствовала, как граф смотрит на меня.
Желая показать, что приём окончен, я застыла у окна, глядя на хмурую улицу и снова и снова возвращаясь в мыслях к смерти мамы.
— У меня есть вопросы, но я не хочу спрашивать Таро, — голос Монтеррея неожиданно раздался у самого уха, однако я даже не вздрогнула. Его ладони легонько сжали плечи, и он прижал меня к груди. Я не повернулась. — Тебя подвезти, Зеленоглазая?
— Нет, благодарю, — мне вдруг стало зябко, и я поёжилась.
Граф почувствовал это, и обнял.
— Тебе холодно? — в его голосе слышалась искренняя забота.
— Я видела слишком много Смерти за последние дни, — негромко ответила я.
Странно, но на сей раз мне не была неприятна близость Монтеррея. Более того, я согрелась, и странная апатия стала потихоньку отступать. На глаза навернулись слёзы, пришлось до боли прикусить губу. Не хватало ещё рыдать на плече Монтеррея, как истеричная барышня. Я почувствовала, как его губы коснулись моих волос.
— Маленькая моя, как тебе тяжело, — от тихого, ласкового шёпота ещё больше захотелось дать волю слезам.
— Пожалуйста… — мой голос дрогнул. — Уходите. Мне… надо побыть одной…
Я была готова к тому, что он не послушается и попытается выяснить, что со мной происходит, или кто я такая на самом деле. Монтеррей снова удивил, послушно отпустив и отойдя на пару шагов назад.
— До встречи, Катерина, — я дождалась, пока он выйдет, и только услышав звук закрывшейся двери отвернулась наконец от окна.