Он взял ее за руку, чтобы перейти улицу, потому что машины тут ездили быстро. И в тот момент, когда они переходили дорогу, ему пришла в голову одна мысль.
Он отпустил руку сестры в шерстяной варежке и подумал, что этого делать нельзя.
Но когда шли мимо парка, он опять передумал и убедил себя, что этого никто никогда не обнаружит. Вокруг никого не было — ни одного прохожего, они оказались одни.
Он резко повернул и, взяв Микелу за руку, повел ее в парк. Трава на лугу была влажная, Микела семенила за ним, пачкая свои новенькие — белые, под замшу — сапожки в грязи.
В парке тоже не было ни души. Кому охота прогуливаться здесь в такой холод? Маттиа прошел дальше, к деревьям, где стояли деревянные столы и гриль для барбекю. Когда они учились в первом классе, учительница водила их сюда по утрам на прогулку. Именно тут они останавливались позавтракать, а потом собирали сухие листья, из которых составляли ужасные букеты в подарок бабушкам и дедушкам для украшения стола в Рождество.
— Мики, послушай меня хорошенько, — сказал Маттиа. — Ты слушаешь меня?
С Микелой всегда следовало убедиться, что ее узкий коммуникационный канал открыт. Маттиа подождал, пока сестра кивнет.
— Хорошо. Так вот, мне сейчас нужно уйти, ненадолго, хорошо? Ненадолго, всего на полчасика, — объяснил он.
Не было никакого смысла говорить правду, потому что для Микелы что полчаса, что целый день — никакой разницы. Доктор объясняла, что пространственно-временное восприятие его сестры остановилось на досознательной стадии развития. Маттиа прекрасно знал, что она имела в виду.
— Сидишь тут и ждешь меня, — велел он Микеле.
Та серьезно и молча смотрела на брата — молча, потому что не умела говорить. Поняла она его или нет — неизвестно, но на какой-то момент глаза ее вспыхнули, и Маттиа потом вспоминал, будто в глазах этих застыл страх.
Он отступил от сестры на несколько шагов — ему важно было проследить, не пойдет ли она за ним. «Только раки так пятятся, — отругала его однажды мать, — и всегда на что-нибудь натыкаются!»
Вот уже между ними метров пятнадцать, не меньше, и Микела больше не смотрит на него, целиком поглощенная пуговицей на своем шерстяном пальто, которую старалась оторвать.
Маттиа повернулся и побежал, сжимая в руке пакет с подарком. В коробке стучали друг о друга пластмассовые детальки — казалось, они хотели что-то сказать ему.
— Чао, Маттиа, — встретила его мама Риккардо, открывая дверь. — А сестренка?
— У нее поднялась температура, — солгал Маттиа. — Немного.
— Ах, как жаль, — кивнула синьора, но не похоже было, что она хоть сколько-нибудь огорчена. Посторонившись, она пропустила его. — Рикки, твой друг пришел. Иди поздоровайся!