В комнате Виолы Аличе, удивившись собственной смелости, закрыла дверь. Маттиа стоял на ковре, она рядом.
Почему же он молчит, удивилась про себя девушка. В какой-то момент ей захотелось бросить эту затею, открыть дверь, уйти и облегченно вздохнуть. Но что же она потом расскажет Виоле?
— Здесь лучше, правда? — спросила она.
— Да, — кивнул Маттиа.
Он стоял, безвольно свесив руки, и указательным пальцем теребил край заусеницы на большом пальце — ощущение не из приятных: все равно что колоть себя иголкой, но оно помогало забыть о неловкости.
Аличе опустилась на кровать Виолы, на самый краешек, даже матрас под ней нисколько не прогнулся. Взгляд у нее был растерянный.
— Сядешь? — спросила она наконец Маттиа.
Он повиновался и присел на некотором расстоянии от нее.
В соседней комнате гремела музыка, от этого казалось, будто здесь тяжело и надсадно дышат стены. Аличе посмотрела на сжатые кулаки Маттиа.
— Поправилась рука? — спросила она.
— Почти, — ответил он.
— А что случилось?
— Порезался. В биологической лаборатории. Случайно.
— Можно посмотреть?
Маттиа сжал кулаки еще сильнее. Потом медленно раскрыл левую руку. Темный шрам ровной линией пересекал ладонь по диагонали. Но Аличе бросилось в глаза даже не это. Ладонь пересекало множество других шрамов, короче и светлее, почти белых. Они походили на голые ветви дерева на фоне неба.
— Знаешь, у меня тоже есть шрам, — сказала она.
Маттиа сжал кулак и опустил руки между колен, словно желая спрятать их. Аличе встала, приподняла кофточку и расстегнула джинсы. Маттиа охватила паника. Он уставился в пол, но все же увидел руки Аличе — они отворачивали края джинсов и обнажали закрепленный пластырем кусок марли и ниже, под ним, край светло-серых трусиков. Потом Аличе оттянула резинку, и у Маттиа перехватило дыхание.
— Смотри, — сказала она.
Длинный шрам тянулся до самого бедра. Он был выпуклый и широкий, шире, чем у Маттиа; на равном расстоянии его пересекали полоски швов, что делало шрам похожим на рисунок, какой дети наносят себе на лицо во время карнавала, желая превратиться в пиратов.
Маттиа не знал, что сказать. Аличе застегнула джинсы и заправила майку. Потом снова опустилась на кровать, чуть ближе к Маттиа.
Молчание было почти нестерпимым для обоих. В воздухе, казалось, повисло жгучее ожидание, приправленное мучительной неловкостью.
— Тебе нравится новая школа? — спросила Аличе, лишь бы что-то сказать.
— Да.
— Говорят, ты гений.
Маттиа втянул щеки и со всей силой стал давить на них зубами, пока не почувствовал металлический вкус крови, наполнившей рот.