Мысль излагала по порядку:
«Но люди ль люди? И прильнут
К потоку ль дум — взять ту одну,
Росе подобную, вину?
И лихорадочный глаз наш
Сумеет ли узреть сквозь кряж
Тщеты — мучительный мираж?
Услышим ли немые крики,
Им полон воздух, ведь великой
Вновь кровью налились все блики?
Как дышит луг янтарным светом,
И как парит в тьме беспросветной,
В граните ночи — шлейф кометы?
Среди ровесников, став сед,
Ты, человек, сквозь толщу бед
Узришь ли молодости след?
Нам прошлое приносит звук —
То подолов шуршащий круг,
И пальцем в дверь легчайший стук.
Но в час мечты, в полета час
Унылый призрак зрит на нас
Из глубины стеклянных глаз.
То призрак суеты сует,
Ведущий в лес дремучих лет,
И стынет кровь — и жизни нет».
У фактов вырвала из губ, —
С восторгом зверя, а он груб, —
Святую правду, словно зуб.
Круг мельниц встанет, как немой,
Когда всю речку выпьет зной,
Так и она молчит. — Покой.
Так после тряски, шума, гвалта
Шел пассажир, ища прохладу,
Когда домчался, куда надо:
Средь суматохи — сбой моторов
Лишь слышен, но по коридору
Носильщик бархат топчет скоро.
Со взглядом, ищущим преград,
Беззвучно губы мысль твердят,
И вечно хмурен ее взгляд.
Он радостно смотрел: полна
Покоя даль, и спит волна
В молчанье мертвом, а она
Клочок пространства созерцала,
И словно эхо повторяла
Круг мысли стертой — все сначала.
Но он не мог расслышать ухом,
Хоть оно чутко, а не глухо,
Что говорила она сухо,
На береге волны печать,
Как принялась рукой качать, —
Вот все, что он сумел понять.
Он видел зал — как бы сквозь сон —
С гостями в мрак был погружен,
Все ждут… — Кого ждут, знает он.
Они, поникнув, не уснули,
Но каждый съежился на стуле,
Глаза отчаяньем блеснули!
Не разговорчивей креветок,
Мозг сух от скорби беззаветной,
Вы не дождетесь их ответа —
«Ждем три часа! Довольно, Джон! —
Один издал все ж вопль и стон:
Скажи, накроют пусть на стол!»
Виденье, гости, — все пропало,
Одна лишь дама среди зала
Благоговейно причитала.
Ушел он, сев на брег морской
Следить за мчащейся волной
С приливом на берег сухой.
Бродил он возле кромки чистой
Воды, и ветер пел речисто
На ухо, шли валы игристы.
Зачем он слушал ее снова
И замирал над каждым словом:
«Ах, жизнь, увы, абсурд неновый!»