Певучий диалект глубокий».
А голос сердца тих, суров,
Словами образов — не слов,
Сказал, как путник, тяжело:
«Ты стал сейчас глупей, чем прежде?
Так почему глас знанья нежный
Не слушаешь, живя надеждой?»
«О, только бы не это! — Ужас!
Уйти к вампиру лучше — глубже
В пещеру, плоть отдав ему же!»
«Будь тверд, ведь мыслей мудрых тьма, —
Безбрежна и теснит сама
Коросту скудного ума».
«Не это! Лишь не одиноким
Остаться. В голосе глубоком
Ее был странный хлад жестокий.
Эпитеты ее чудны,
И не было ведь глубины
В ее словах, что так ясны.
Ответы были величавы,
И я не мог не верить, право,
Что не мудра она на славу.
Не оставлял ее, пока,
Запутав мысли, как шелка,
Она не стала далека».
Но шепот проскользнул дремотно:
«Лишь в правде — правда. Знать охота
Суть дел всем», — подмигнул вдруг кто-то
Благоговейный ужас смерть
Внушает, голову как плеть
Он свесил — жив едва — на треть.
Растаял шепот, — так густою
Ветр поглощается листвою,
Не дав ни тени нам покою.
И с каждым мигом все страшней
Отчаянья пучина — в ней
Он стиснул голову сильней.
Когда узрел, как сведена
Бровь скал, алея от вина
Зари, — спросил: «Так в чем вина?»
Когда же от слепящих гроз
Ослепло небо, как от слез, —
Надела траур роза роз.
Когда в преддверье Рождества
Затмилась солнца голова,
Всплакнул: «Душа, в чем не права?»
Когда пейзаж был полон страхов,
Ночь бросила его с размаху
На землю и пригнула к праху.
Стон тех, кто мучим и покинут,
Ужасней гроз, что вдруг нахлынут, —
Ведь те сладки, как звук волынок.
«Что? Даже здесь в кругу истерик,
Боль с Тайною, клыки ощерив,
За мной — подобием ищеек?
Стыдом и жаждой удручен,
Как знать, к чему приговорен,
Какой нарушил я закон?»
На ухо шепот чуть шуршит
Как эхо зыби, что молчит,
И тень восторга, что забыт.
Играет шепот с ветром всласть:
«Ее судьба с твоей сплелась, —
Так внутренний вещает глас, —
Ведь каждый — роковых звезд россыпь,
Он дарит их подобно оспе.
Так отойди подальше просто.
Враги друг другу — вечно в споре:
Ты ей — мычащее подспорье,
ОНА ТЕБЕ — ЛАВИНА ГОРЯ».
Перевод С. Головой
