— РОМА! — начал я, поворачиваясь. Но, увидев сына, сам осел, глядя в повлажневшие глаза его вжавшегося в землю тельца.
— Хватит, сын, пошли в дом.
Подобрав моего чумазого снайпера, я отнес его к крыльцу, на которое уже вышла испуганная сиреной мама.
— Принимай внука. Я за ключами. А то ещё подумают, что воздушный налет.
Шутка явно не получилась. И что бы успокоить, я приобнял мать, поцеловал в щеку.
— Где ключи?
— В зале, в секретере…
Скинув сапоги, я прошел в зал и прямо оттуда отключил сигнализацию.
— Па, а мама ругаться будет.
— Будет, когда узнает. Но ты же будешь вести себя хорошо?
— Буду!
— И больше в нашу машину кидать ничем не будешь?
— Не буду!
— Ну, тогда мы ей не скажем. Иди — умывайся. Как зайду — будем обедать.
Я снова вышел на двор. Убрал инструмент. Посмотрел результаты меткого броска юного гренадера. Под подкрылком собственно ничего и не было видно. Уже повернувшись к дому, я увидел входящую во двор жену.
— Привет. Ты что-то рано.
— Мы после пятого урока всех отпустили. Тебя берут?
— Пока нет.
— Слава Богу!
Она прижалась ко мне пыльному и потному огороднику и впервые за наши семь супружеских лет первой поцеловала меня. Весь оставшийся день был волшебной восточной сказкой, в которой не хочется думать о быте, о работе, о грохочущей где-то войне. Думаю, именно на второй день войны мы и нашли нашу озорную бодатую львёнку.
Капитан воздушно-десантных войск Белоруссии Николай Климанович, окраина Дзержинска (республика Беларусь)
Начало войны капитан воздушно-десантных войск Белоруссии Николай Климанович встретил так, как и подобает профессиональному военному, без отчаяния 'всё! мы погибли', но и без щенячьего восторга. Собственно, он понадобился для того дела, к которому он готовился долгие восемь лет — защищать свою страну…
Конечно, все было, и ночной звонок со срочным вызовом в расположение, и тревожные глаза жены, и суматоха первого дня, когда его батарею 'зушек' перебрасывали то в одно, то в другое место, и некоторый шок в момент, когда до него дошли сначала неясные слухи, а потом и официальная информация о том, что, собственно произошло, и с кем ему предстоит воевать.
К вечеру второго дня войны капитана начал слегка угнетать тот факт, что пострелять по реальному врагу ему так и не пришлось. Климанович всегда со всей белорусской серьезностью относился к своим обязанностям, и на учениях его батарея всегда выглядела очень неплохо. Нет, он, конечно, понимал, что ЗУ-23-2 — оружие, так сказать, прошлого века, и в общей структуре ПВО, куда его временно передали со всеми причитающимися батарее средствами, он играет роль пистолета на поясе оператора ПТРК. Оружие, так сказать, последнего шанса. Помнил он и про 'ноль целых двенадцать сотых' — именно так в документах определялась вероятность поражения огнем батареи самолета противника. Речь, конечно, шла о современных реактивных самолетах, но все же… Как любят шутить зенитчики: 'Сбить не собьем, но напугаем до смерти'. Понимал он и то, что война — это не пионерская игра 'Зарница', и что профессионалу не пристало сожалеть о невозможности погеройствовать. И все же некий червячок постоянно грыз его самолюбие. Потому что Климанович видел в бинокль вражеские машины, видел, как они вспыхивают и падают на землю после попаданий зенитных ракет, но ни один 'Мессершмитт' или 'Юнкерс' так и не дошел зо зоны действительного огня его автоматов. Николай гнал от себя эти мальчишеские мысли, стараясь занять и себя, и своих бойцов реальным делом, но все-таки он очень хотел хотя бы раз врезать по немчуре, отомстить за прадеда, пехотного летёху, который сгинул где-то под Гродно в том сорок первом…