— В какой руке? — спросил он. Я выбрала левую. Луис разжал кулак, и внутри лежали белые одуванчиковые пушинки. — Три желания! — сказал он и разжал второй кулак. Там лежали еще три одуванчиковые феи. — Три желания на каждого.
— Ты первый, — сказала я, впервые улыбнувшись сквозь слезы.
— Хочу, чтобы «Чикаго Кабз» стали чемпионами. — Он широко улыбнулся, и я рассмеялась. — Хочу стать полицейским. — Его юное лицо посерьезнело. — И хочу, чтобы ты всегда любила меня… Теперь твоя очередь! — быстро добавил он.
Я ненадолго задумалась.
— Хочу жить в доме желтого цвета. — Я внимательно смотрела, не смеется ли надо мной Луис. Он не смеялся. — Хочу побывать на океане, — продолжала я. — И… — из моих глаз снова покатились крупные слезы, — хочу, чтобы ты всегда любил меня.
Через три года Луис поступил в колледж и уехал, а я вышла замуж за Грифа. Сейчас я думаю: вот дрянные феи! Я не живу в доме желтого цвета. Я ни разу не видела океана. Ну а Луис… Его любовь не стала вечной. А теперь пропала Калли, моя ненаглядная доченька… Все, к чему я прикасаюсь, портится или пропадает.
Я снова у Тони на кухне — передо мной на столе стоит запотевший стакан с холодным чаем. Правда, сейчас рядом со мной не Мартин Грегори, а агент Фитцджералд. Боюсь, когда все закончится, Мартин перестанет со мной разговаривать. И Тони тоже. Сразу видно: Тони теряется в присутствии Фитцджералда. Она не знает, как отвечать на его сухие, бесстрастные вопросы. Она, наверное, боится, что Фитцджералд сочтет ее плохой матерью. Тони подолгу задумывается над его вопросами, ищет в них подвох, наверное — она уже привыкла, что Гриф манипулирует ею.
Четыре года назад, увидев Тони на диване — она лежала, свернувшись калачиком и прижав к себе мертвую новорожденную девочку, — я понадеялся, что она поумнеет и навсегда избавится от Грифа. Правда, что случилось в тот зимний вечер, я так толком и не знаю. По словам Бена, он вернулся домой и увидел, что мама лежит под одеялом на диване, а Калли сидит рядом и гладит ее по плечу. Я пытался расспросить Калли, но у меня ничего не получилось. Она сидела на одном месте и смотрела на меня снизу вверх своими большими карими глазами. Потом Тони увезли в больницу…
Тогда я спросил Бена, где его отец. Он точно не знал, но предположил, что, наверное, в «Бенке», баре в центре города. Сначала я думал позвонить туда и позвать Грифа к телефону, но потом решил поговорить с ним с глазу на глаз. Попросил соседку присмотреть за детьми, а сам поехал в «Бенке».
Я увидел Грифа через завесу дыма. Он сидел у стойки рядом со своими школьными дружками. Его дружки смеялись и болтали — наверняка вспоминали добрые старые деньки. Такие, как они, и собираются вместе только ради старых школьных воспоминаний. Гриф показался мне необычно тихим. Он пил залпом одну рюмку за другой, кивал и время от времени улыбался удачной шутке. Я подошел к нему, и он посмотрел на меня снизу вверх. Он совсем не удивился, увидев меня. Все завсегдатаи «Бенке» затаили дыхание. Смотрели на нас с Грифом и гадали, что будет дальше. В Уиллоу-Крик всем известно о том, что раньше у нас с Тони был роман. Я ждал, что Гриф обратится ко мне высокомерно, как обычно. Он говорил «помощник шерифа» таким тоном, как будто обращался к королю или губернатору штата. Но в тот раз он лишь выжидательно смотрел на меня. Дружки, сидевшие рядом, встревоженно перешептывались.