– С мужчинами так всегда, – с досадой скривила губы Виктория. – Вы тоже намерены меня ограждать?
– Я намерен делать то, что мне велят, – откликнулся Тринити.
– Виктория может заскучать от однообразия жизни, – произнес Грант, – но она никогда не станет делать глупости.
– Я и не собираюсь делать глупости, – вздохнула Виктория, – но временами задумываюсь, а стоит ли оно того.
– Как ты можешь так говорить? – воскликнул Бак. – При мысли о тебе в той грязной тюрьме с виселицей под окнами...
– Ты ведь понимаешь, что она так не думает, – вмешался Грант. – Она просто иногда впадает в уныние. Поезжай с Тринити. Начните с того горного гребня, который ты давно хотела обследовать. Возьми с собой завтрак и, если хочешь, можете провести там целый день. Но оставайся все время настороже.
– Знаю, – успокоила его Виктория.
– А я все-таки проверю, – предложил Бак. – Ведь Тринити может заблудиться.
– Но я не заблужусь, – возмутилась Виктория. – Я живу здесь уже пять лет, и эту долину знаю как свои пять пальцев.
– Тогда зачем тебе нужно составлять столько ее карт? Никто никогда на них не взглянет.
– Потому что мне нужно чем-то заниматься, кроме стряпни и уборки, – ответила она, игнорируя его презрительную оценку ее работы. – Если я не стану выбираться наружу хоть иногда, я сойду с ума.
Тринити быстро обнаружил, что пребывать наедине с Викторией на протяжении целого дня совеем не так легко, как он ожидал. Может, она и была убийцей, но при этом оставалась очень красивой, чувственной и желанной женщиной. Способной свести с ума такого мужчину, как он.
Тринити, несмотря на то что ему приходилось все время сражаться со своенравным пони, на котором было навьючено нужное ей для съемки снаряжение, не мог отвести от нее глаз. Впрочем, если учесть, что Виктория ехала прямо перед ним, не обращать на нее внимания было практически невозможно.
Хотя просторная оленья куртка скрывала почти всю ее фигуру, она выглядела слишком хрупкой, чтобы управляться с норовистым пони и тяжелым геодезическим снаряжением.
Она не оборачивалась, не давая ему возможности хотя бы мельком увидеть очертание ее груди, но зато он мог неотрывно любоваться нежной линией ее затылка и шеи. Только на миг он представил себе, каково будет поцеловать ее шейку, отбросить шаловливые прядки, выбившиеся из ее прически, и тело его тут же напряглось от желания.
Ехать верхом в таком возбужденном состоянии было, мягко говоря, неудобно, и он проклинал свою реакцию, напоминавшую годы юности. И даже когда он пытался сосредоточиться на окружающих пейзажах, один звук ее певучего голоса обволакивал его, как теплое одеяло холодной ночью, и постоянно напоминал о ее близком присутствии.